«Защита Лужина» – третий по счету роман Владимира Набокова, который был написан в Берлине в эмиграционных условиях проживания. Страсть, воплощенная в шахматах
Сюжет касается главного героя, Саши Лужина, который, будучи ещё маленьким мальчиком, был всегда в центре особо жестокого внимания со стороны своих ровесников. В детстве он был обделен внимание и пониманием его со стороны родителей, и подвержен жестокому обращению со стороны своих сверстников, и, как правило, был угрюм в лице и поведении. Он не имел друзей.
Во время одного
Музыкального вечера тёте мальчика, которая была троюродной сестрой его мамы, преподносит ему один из простых уроков игры в шахматы. Этот случай служит мотивацией для него, чтобы посвящать шахматам все своё время. Он всё реже бывает в школе, и всё чаще навещает тетю, чтобы узнать основы шахматной игры.
Он стремительно дорастает до уровня великого игрока, участвуя во всевозможных турнирах и достигая повышений его званий в шахматном мире. Он получает один из высших чинов спустя всего лишь девять лет. На протяжении долгого времени он относится к числу лучших представителей шахматного среды, но ему не удается пополнить ряды чемпионов мира.
Поиск материнской заботы
Повзрослев, он остался общественно неприспособленным и рассредоточенным. Во время пребывания на одном из курортов, где проводились шахматные турниры, он оказывается вовлечённым в знакомство с молодой девушкой, чей интерес он захватывает. Между ними завязываются романтические отношения, в результате которых Лужин предлагает ей выйти за него замуж.
Девушка соглашается выйти за него замуж, несмотря на долгие протесты её родителей. Девушка изначально была очарована тайной, витающей вокруг образа жизни шахматиста.
Нервный срыв
Положение ухудшается тем, что он, опережая всех, должен сыграть партию с Турати, который относился к числу итальянских гроссмейстеров, на турнире предстоит услышать, кому из них скажут, что он действующий чемпион мира.
Лужин подавлен состоянием обостряющегося психического дисбаланса, достигающим критической точки во время того, как Турати преодолел заранее спланированную защиту, и в результате игра не позволяет определить победителя. Когда игра заканчивается ничьей Лужин бродит улицами города, подавленный отрешенностью от реальности.
После этого описывается долгий период, в течение которого он постепенно восстанавливается. Врач убедительно просит его супругу, устранить шахматную причину упадка эмоциональных и физических сил, и всё напоминающее о шахматах удаляются из области его пребывания. Она выполняет материнскую роль в этом союзе, чтобы опекать и уберечь ум супруга, разрушаемый пагубной одержимостью шахматами.
Жизнь или игра
Шахматам всё же удаётся вернуть к себе внимание мастера (с помощью случайных происшествий, например, он, случайно, нашёл старую карманную шахматную доску в надетом на себя пальто, или фрагмент неудачной шахматной игры в художественном фильме). Ему рисуется его жизнь как шахматная игра, вновь и вновь анализируя сыгранные партии, усугубляет проявления одержимости. Он возобновляет отчаянный поиск хода, призванный не дать ему утратить победу в игре, а значит и в жизни.
Он решает, что основным приёмом его защиты должно стать специальное запланированное совершение нелепого, неожиданного для противника действия, которое будет выпадать из жизненной размеренности, и внесет запутанность в то, каким образом задумал противник сочетать ходы.
В конце концов, после встречи со своим проводником в мире шахмат, Александр решает, что он должен "отказаться от игры", как он выразился супруге, пытающейся побеседовать с мужем. Он закрывается в ванной комнате, выбивает окно, после чего все присутствующие, приглашенные в дом, пытаются к нему достучаться. Он взбирается на подоконник. Выломав дверь, все обнаружили, что никакого Александра Лужина там уже не было.
Формирование данного характера вдохновлено образом мастера, с которым автор был знаком лично, его окончание жизни тоже последовало за прыжком из окна. Писатель через некоторое время после публикации назвал это творение историей шахматного игрока, который был раздавлен.
10-летнему мальчику Лужину родители сообщили, что он сможет посетить школу сразу после возвращения из деревни в Петербург. В страхе перед неизведанным, маленький Лужин сбегает прямо с вокзала и скрывается на чердаке в усадьбе. Там, среди вещей, он обнаруживает треснувшую шахматную доску. Вскоре его находят и несут вниз.
Школьная пора и большие надежды
Отец Лужина имел склонность к писательству. В своих очерках он часто видел белокурого мальчугана, способного играть на скрипке или писать картины. Отец часто думал о сыне – какое будущее ждет недюжинного и неразгаданного мальчика? Именно поэтому было решено отправить Лужина на обучение, где тот смог бы раскрыть таланты, ведь школьное учреждение славилось особенной внимательностью к каждому обучающемуся. К сожалению, после поступления в школу, преподаватели заявляли, будто мальчик вялый и даже если имеет способности, то он их пока не проявляет. Преподаватели никак не смогли понять ученика.
Лужин даже на переменках не проявляет никакого участия в ребяческих играх, предпочитая оставаться наедине с собственными мыслями. Одноклассники часто подшучивали, называя мальчика героем отцовских книжек по имени Антоша. В попытке поговорить дома с сыном на школьную тему, тот с бешенством опрокинул чашку с блюдцем на стол.
Увлечение
Апрель. Именно в это время у Лужина появилась тяга, которой он был увлечен всю жизнь. Во время одного музыкального вечера, тоскующая тетушка дала пару простых уроков шахматной игры. С тех пор прошло несколько дней, и Лужин увидел шахматную партию среди школьников. Именно тогда и пришло осознанием, что мальчик знает об игре больше чем те ребята, что соревнуются.
Со временем, успеваемость в школе начинает падать, потому что Лужин часто прогуливая занятия, отправляется к тетушке поиграть в очередную партию. Таким образом, прошла неделя. Дома раздается звонок, с просьбой объяснить отсутствие сына на школьных занятиях. Родители приходят в ужас, и глава семейства требует от сына объясниться. Но, мальчишке скучно и он на все упреки лишь устало зевает. Его отправили в комнату. После этого в семье начинается скандал, где мать думает, что ее все вокруг обманывают, а отец тем временем раздумывает о собственной тяжелой ноше.
Первые победы
К тетушке постоянно приходит пожилой мужчина и однажды Лужин у него выигрывает партию. Старик удивился ранним способностям мальчика и пророчил ему хорошее будущее. Добрый дедушка объяснил мальчику систему обозначений, благодаря которой тот вскоре даже без доски и фигур смог разыгрывать партии.
После этого отец семейства надолго пропал, а его супруга заподозрила измену. Состоялся серьезный разговор, после которого, отец предложил сыну сыграть в шахматы. Лужин младший несколько раз подряд выиграл, после чего тот понял страсть сына к шахматам, которая поразила его. Следующим утром глава семейства привел одного доктора, который играл в шахматы лучше него. Это не помогло, ведь сын обыграл и мужчину. С данного момента, страсть Лужина к игре в шахматы захватывает все его воображение и оставляет остальной мир на второй план. Вскоре мальчик отказался посещать школу, а в дальнейшем смог появиться в журнале
Болезни и смерти
Скоро он убегает из дома и направляется к тетушке, которая встретила его трауром – старый партнер по шахматам скончался. Лужин вновь бежит, и в сознании мелькают события жизни, он не в силах понять – видел ли в гробу покойника или нет. Сознание затуманивается, превращая окружение в полный бред.
Болезнь длилась долго, и родители увозят мальчика заграницу на лечение. Мать уехала на родину одна, а отец начал появляться в обществе тетушки. Приходит повестка – мать скончалась в Петербурге.
Лужин начал выступать и выигрывать во всех престижных соревнованиях по всей Европе и в России. Отец тем временем возвращается к мысли о рассказе, где белокурый парень становится знаменитым шахматистом и погибает в молодости. Но, книга не идет. Вскоре, простудившись после дождливой прогулки, отец заболел и умер.
Триумф и провал
Лужин продолжает играть и близок к встрече с чемпионом. В этот момент он встретил будущую жену – эмигрантку из России. В глазах окружающих, эта пара становится странной. Они поженились. Состоялась встреча с давним противником, окончившаяся ничьей. От перенапряжения Лужин сильно заболел. Супруга любыми способами старается оградить любимого мужчину от шахмат, но прошлое увлечение нельзя так просто выкинуть. Супруги несколько раз говорили о посещении могилы отца, которую постоянно откладывали. Лужин постоянно думает о незавершенном турнире, часто появляются мысли, сопряженные людьми и шахматными ходами, которые сводят с ума.
Исход
Прогуливаясь по магазинам с тещей и женой, Лужин нашел повод их покинуть. У него вновь возникает ощущение повторения, когда он заходит в магазин, оказавшийся парикмахерской. Дома он встречает старого проводника, устраивавшего турниры. Мужчина предлагает съемки в картине про шахматистов. Лужин вновь думает, что это уловка, где ходы продуманы и его вновь ожидает повторение.
Жена плачет, Лужин ходит по комнатам и несет бред о том, что игра должна закончиться, о необходимости выпасть из нее. Скоро должны прийти гости, и Лужин запирается в собственной ванной комнате. Он разбивает окно и протискивается в раму. Вися на волоске от гибели, он полагает, что необходимо отпустить этот мир. В то время как дверь выбили, его уже не было в комнате.
Заключение
Смысл данного романа заключается в самопожертвовании: пожертвовать шахматным конем для окончания и победы в игре. Здесь, аналогия с помешательством, где роль коня исполняет сам Лужин, жертвуя собой, ради спасения.
Картинка или рисунок Защита Лужина
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
- Краткое содержание Астафьев Мальчик в белой рубахе
В далеком 1933 году выдалось очень сухое лето. Большая часть людей с восточной деревни перемещается на заимки для уборки рожи и пшеницы, которая уцелела после засухи. В это время в селе остаются только старики и дети
- Краткое содержание Короленко В дурном обществе
Произведение Владимира Короленко носит весьма необычное название-"В дурном обществе". Речь в повести идет про сына судьи, который начал дружить с бедными детьми. Главный герой по началу не имел представления
- Краткое содержание Медведев Фосфорический мальчик
В 5-Б классе появился новый ученик. Звали его Толя Шарокин. Классный руководитель познакомила с ним ребят и показала мальчику свободное место рядом с Колей Дмитриевым. У мальчика была круглая голова, а вся его фигура очень напоминала
- Краткое содержание Пушкин Каменный гость
Это произведение является третьей маленькой трагедией, его действие представлено в четырёх сценах. Первая сцена начинается с того, что в Мадрид приезжает Дон Гуан, вместе со своим слугой Лепорелло
- Краткое содержание Маршак Двенадцать месяцев (12 месяцев)
В зимнем бору плутает падчерица, пришедшая за хворостом. Она встречает военного человека, который рассказывает ей про забавы зверей. Помогая ей собрать вызанку хвороста, говорит о том, что в новогоднюю ночь происходят всякие чудеса
Набоков Владимир Владимирович
Произведение “Защита Лужина”
Родители десятилетнего Лужина к концу лета наконец решаются сообщить сыну, что после возвращения из деревни в Петербург он пойдет в школу. Боясь предстоящего изменения в своей жизни, маленький Лужин перед приходом поезда убегает со станции обратно в усадьбу и прячется на чердаке, где среди прочих незанимательных вещей видит шахматную доску с трещиной. Мальчика находят, и чернобородый мужик несет его с чердака до коляски.
Лужин старший писал книги, в них постоянно
Мелькал образ белокурого мальчика, который становился скрипачом или живописцем. Он часто думал о том, что может выйти из его сына, недюжинность которого была несомненна, но неразгаданна. И отец надеялся, что способности сына раскроются в школе, особенно славившейся внимательностью к так называемой “внутренней” жизни учеников. Но через месяц отец услышал от воспитателя холодноватые слова, доказывающие, что его сына понимают в школе еще меньше, чем он сам: “Способности у мальчика несомненно есть, но наблюдается некоторая вялость”.
На переменах Лужин не участвует в общих ребяческих играх и сидит всегда в одиночестве. К тому же сверстники находят странную забаву в том, чтобы смеяться над Лужиным по поводу отцовских книжек, обзывая его по имени одного из героев Антошей. Когда дома родители пристают к сыну с расспросами о школе, происходит ужасное: он как бешеный опрокидывает на стол чашку с блюдцем.
Только в апреле наступает для мальчика день, когда у него появляется увлечение, на котором обречена сосредоточиться вся его жизнь. На музыкальном вечере скучающая тетя, троюродная сестра матери, дает ему простейший урок игры в шахматы.
Через несколько дней в школе Лужин наблюдает шахматную партию одноклассников и чувствует, что каким-то образом понимает игру лучше, чем играющие, хотя не знает еще всех ее правил.
Лужин начинает пропускать занятия – вместо школы он ездит к тете играть в шахматы. Так проходит неделя. Воспитатель звонит домой, чтобы узнать, что с ним. К телефону подходит отец. Потрясенные родители требуют у сына объяснения. Ему скучно что-либо говорить, он зевает, слушая наставительную речь отца. Мальчика отправляют в его комнату. Мать рыдает и говорит, что ее обманывают и отец, и сын. Отец думает с грустью о том, как трудно исполнять долг, не ходить туда, куда тянет неудержимо, а тут еще эти странности с сыном.
Лужин выигрывает у старика, часто приходящего к тете с цветами. Впервые столкнувшись с такими ранними способностями, старик пророчит мальчику: “Далеко пойдете”. Он же объясняет нехитрую систему обозначений, и Лужин без фигур и доски уже может разыгрывать партии, приведенные в журнале, подобно музыканту, читающему партитуру.
Однажды отец после объяснения с матерью по поводу своего долгого отсутствия (она подозревает его в неверности) предлагает сыну посидеть с ним и сыграть, например, в шахматы. Лужин выигрывает у отца четыре партии и в самом начале последней комментирует один ход недетским голосом: “Худший ответ. Чигорин советует брать пешку”. После его ухода отец сидит задумавшись – страсть сына к шахматам поражает его. “Напрасно она его поощряла”, – думает он о тете и сразу же с тоской вспоминает свои объяснения с женой.
Назавтра отец приводит доктора, который играет лучше его, но и доктор проигрывает сыну партию за партией. И с этого времени страсть к шахматам закрывает для Лужина весь остальной мир. После одного клубного выступления в столичном журнале появляется фотография Лужина. Он отказывается посещать школу. Его упрашивают в продолжение недели. Все решается само собой. Когда Лужин убегает из дому к тете, то встречает ее в трауре: “Твой старый партнер умер. Поедем со мной”. Лужин убегает и не помнит, видел ли он в гробу мертвого старика, когда-то побивавшего Чигорина, – картины внешней жизни мелькают в его сознании, превращаясь в бред. После долгой болезни родители увозят его за границу. Мать возвращается в Россию раньше, одна. Однажды Лужин видит отца в обществе дамы – и очень удивлен тем, что эта дама – его петербургская тетя. А через несколько дней они получают телеграмму о смерти матери.
Лужин играет во всех крупных городах России и Европы с лучшими шахматистами. Его сопровождает отец и господин Валентинов, который занимается устройством турниров. Проходит война, революция, повлекшая законную высылку за границу. В двадцать восьмом году, сидя в берлинской кофейне, отец неожиданно возвращается к замыслу повести о гениальном шахматисте, который должен умереть молодым. До этого бесконечные поездки за сыном не давали возможности воплотить этот замысел, и вот сейчас Лужин-старший думает, что он готов к работе. Но книга, продуманная до мелочей, не пишется, хотя автор представляет ее, уже готовую, в своих руках. После одной из загородных прогулок, промокнув под ливнем, отец заболевает и умирает.
Лужин продолжает турниры по всему миру. Он играет с блеском, дает сеансы и близок к тому, чтобы сыграть с чемпионом. На одном из курортов, где он живет перед берлинским турниром, он знакомится со своей будущей женой, единственной дочерью русских эмигрантов. Несмотря на незащищенность Лужина перед обстоятельствами жизни и внешнюю неуклюжесть, девушка угадывает в нем замкнутый, тайный артистизм, который она относит к свойствам гения. Они становятся мужем и женой, странной парой в глазах всех окружающих. На турнире Лужин, опередив всех, встречается с давним своим соперником итальянцем Турати. Партия прерывается на ничейной позиции. От перенапряжения Лужин тяжело заболевает. Жена устраивает жизнь таким образом, чтобы никакое напоминание о шахматах не беспокоило Лужина, но никто не в силах изменить его самоощущение, сотканное из шахматных образов и картин внешнего мира. По телефону звонит давно пропавший Валентинов, и жена старается предотвратить встречу этого человека с Лужиным, ссылаясь на его болезнь. Несколько раз жена напоминает Лужину, что пора посетить могилу отца. Они планируют это сделать в ближайшее время.
Воспаленный мозг Лужина занят решением неоконченной партии с Турати. Лужин измучен своим состоянием, он не может освободиться ни на мгновение от людей, от себя самого, от своих мыслей, которые повторяются в нем, как сделанные когда-то ходы. Повторение – в воспоминаниях, шахматных комбинациях, мелькающих лицах людей – становится для Лужина самым мучительным явлением. Он “шалеет от ужаса перед неизбежностью следующего повторения” и придумывает защиту от таинственного противника. Основной прием защиты состоит в том, чтобы по своей воле, преднамеренно совершить какое-нибудь нелепое, неожиданное действие, выпадающее из общей планомерности жизни, и таким образом внести путаницу в сочетание ходов, задуманных противником.
Сопровождая жену и тещу по магазинам, Лужин придумывает повод (посещение дантиста), чтобы оставить их. “Маленький маневр>, – усмехается он в таксомоторе, останавливает машину и идет пешком. Лужину кажется, что когда-то он уже проделывал все это. Он заходит в магазин, вдруг оказавшийся дамской парикмахерской, чтобы этим неожиданным ходом избежать полного повторения. У дома его дожидается Валентинов, предлагающий Лужину сняться в фильме о шахматисте, в котором участвуют настоящие гроссмейстеры. Лужин чувствует, что кинематограф – предлог для ловушки-повторения, в которой следующий ход ясен. “Но этот ход сделан не будет”.
Он возвращается домой, с сосредоточенным и торжественным выражением быстро ходит по комнатам в сопровождении плачущей жены, останавливается перед ней, выкладывает содержимое своих карманов, целует ей руки и говорит: “Единственный выход. Нужно выпасть из игры”. “Мы будем играть?” – спрашивает жена. Вот-вот должны прийти гости. Лужин запирается в ванной. Он разбивает окно и с трудом пролезает в раму. Остается только отпустить то, за что он держится, – и спасен. В дверь стучат, явственно слышится голос жены из соседнего окна спальни: “Лужин, Лужин”. Бездна под ним распадается на бледные и темные квадраты, и он отпускает руки.
“Дверь выбили. “Александр Иванович, Александр Иванович?” – заревело несколько голосов.
Но никакого Александра Ивановича не было”.
- Криста Вольф Произведение “Расколотое небо” Действие происходит в 1960-1961 гг. в ГДР. Главная героиня, Рита Зейдель, студентка, работавшая во время каникул на вагоностроительном заводе, лежит в больнице после того, как...
- Жорж Санд Произведение “Орас” Действие разворачивается непосредственно после установления Июльской монархии. Девятнадцатилетний Opac Дюмонте, сын мелкого провинциального чиновника, получив звание бакалавра, приезжает в Париж. Родители отказывают себе во всем, чтобы...
- Вега Лопе де Произведение “Фуэнте Овехуна (Овечий источник)” Командор ордена Калатравы, Фернан Гомес де Гусман, приезжает в Альмагро к магистру ордена, дону Родриго Тельесу Хирону. Магистр юн годами и лишь...
- Генрих фон Клейст Произведение “Кетхен из Гейльброна” Драма Кетхен- женский образ, в котором символически воплощена любовь. Прототип К. заимствован из английской народной баллады, получившей известность в Германии в последней трети...
- Синклер Льюис Произведение “Бэббит” Действие романа происходит в довольно крупном американском городе под громким названием Зенит. Главный герой романа, Джордж Бэббит, сорокапятилетний владелец агентства, занимающегося продажей и сдачей внаем недвижимости,...
- Шиллер Фридрих Иоганн Произведение “Перчатка” Перед своим зверинцем, С баронами, с наследным принцем, Король Франциск сидел; С высокого балкона он глядел На поприще, сраженья ожидая; За королем, обворожая Цветущей прелестию...
- Сент-Экзюпери Антуан де Произведение “Планета людей” Книга написана от первого лица. Экзюпери посвятил ее одному из своих коллег-летчиков – Анри Гийоме. Человек раскрывается в борьбе с препятствиями. Пилот подобен крестьянину,...
- Ирвин Уэлш Произведение “Кошмары Аиста Марабу” Рой Стрэнг находится в коме, но его сознание переполнено воспоминаниями. Одни более реальны – о жизни Эдинбургских окраин – и переданы гротескно вульгарным, косным...
- Платонов Андрей Платонович Произведение “Возвращение” Прослужив всю войну, гвардии капитан Алексей Алексеевич Иванов убывает из армии по демобилизации. На станции, долго дожидаясь поезда, он знакомится с девушкой Машей, дочерью пространщика,...
- Томас Манн Произведение “Волшебная гора” Действие разворачивается в начале XX столетия (в годы, непосредственно предшествовавшие началу первой мировой войны) в Швейцарии, в расположенном близ Давоса туберкулезном санатории. Название романа вызывает...
- Братья (Якоб и Вильгельм) Гримм Произведение “Сказки” Верный Иоганнес (“Верный Иоганнес”) – один из типов немецкого фольклора – самоотверженный друг, в данном варианте (происходящем из области Цверн) слуга, в другом...
- Пушкин Александр Сергеевич Произведение “Сказка о золотом петушке” В тридевятом царстве, в тридесятом государстве, жил-был славный царь Дадон. Соседям то и дело наносил обиды смело; под старость захотел отдохнуть от...
- Теренций Публий Афр Произведение “Братья” Вечная тема: поздним вечером отец в тревоге поджидает дома где-то задержавшегося сына и бормочет себе под нос, что нет больших волнений, чем волнения родительские. Старик...
- Достоевский Федор Михайлович Произведение “Записки из подполья” Герой, автор записок, – коллежский асессор, недавно вышедший в отставку по получении небольшого наследства. Сейчас ему сорок. Он живет – комнате на краю... Некрасов Николай Алексеевич Произведение “Русские женщины” Княгиня Трубецкая Зимней ночью 1826 г. княгиня Екатерина Трубецкая отправляется вслед за мужем-декабристом в Сибирь. Старый граф, отец Екатерины Ивановны, со слезами стелет медвежью...
- Сад Альфонс де Произведение “Жюстина, или Несчастная судьба добродетели” “Люди, неискушенные в подвиге добродетели, могут посчитать для себя выигрышным предаться пороку, вместо того чтобы оказывать ему сопротивление”. Поэтому “необходимо представить...
- Владимов Георгий Николаевич Произведение “Три минуты молчания” Сенька Шалый (Семен Алексеевич) решил поменять свою жизнь. Хватит. Ему уже скоро двадцать шесть – вся молодость в море осталась. В армии на...
- Харуки Мураками Произведение “Дэнс, дэнс, дэнс” Прошло несколько лет. Герой работает для глянцевых журналов. Жизнь его пуста. Друзей нет, женщины приходят и уходят. Он вспоминает свою Подругу и решает ее...
Владимир Набоков
Защита Лужина
Больше всего его поразило то, что с понедельника он будет Лужиным. Его отец – настоящий Лужин, пожилой Лужин, Лужин, писавший книги, – вышел от него, улыбаясь, потирая руки, уже смазанные на ночь прозрачным английским кремом, и своей вечерней замшевой походкой вернулся к себе в спальню. Жена лежала в постели. Она приподнялась и спросила: «Ну что, как?» Он снял свой серый халат и ответил: «Обошлось. Принял спокойно. Ух… Прямо гора с плеч». – «Как хорошо… – сказала жена, медленно натягивая на себя шелковое одеяло. – Слава Богу, слава Богу…»
Это было и впрямь облегчение. Все лето – быстрое дачное лето, состоящее в общем из трех запахов: сирень, сенокос, сухие листья, – все лето они обсуждали вопрос, когда и как перед ним открыться, и откладывали, откладывали, дотянули до конца августа. Они ходили вокруг него, с опаской суживая круги, но только он поднимал голову, отец с напускным интересом уже стучал по стеклу барометра, где стрелка всегда стояла на шторме, а мать уплывала куда-то в глубь дома, оставляя все двери открытыми, забывая длинный, неряшливый букет колокольчиков на крышке рояля. Тучная француженка, читавшая ему вслух «Монтекристо» и прерывавшая чтение, чтобы с чувством воскликнуть: «Бедный, бедный Дантес!», предлагала его родителям, что сама возьмет быка за рога, хотя быка этого смертельно боялась. Бедный, бедный Дантес не возбуждал в нем участия, и, наблюдая ее воспитательный вздох, он только щурился и терзал резинкой ватманскую бумагу, стараясь поужаснее нарисовать выпуклость ее бюста.
Через много лет, в неожиданный год просветления, очарования, он с обморочным восторгом вспомнил эти часы чтения на веранде, плывущей под шум сада. Воспоминание пропитано было солнцем и сладко-чернильным вкусом тех лакричных палочек, которые она дробила ударами перочинного ножа и убеждала держать под языком. И обойные гвоздики, которые он однажды положил на плетеное сиденье кресла, предназначенного принять с рассыпчатым потрескиванием ее грузный круп, были в его воспоминании равноценны и солнцу, и шуму сада, и комару, который, присосавшись к его ободранному колену, поднимал в блаженстве рубиновое брюшко. Хорошо, подробно знает десятилетний мальчик свои коленки, – расчесанный до крови волдырь, белые следы ногтей на загорелой коже, и все те царапины, которыми расписываются песчинки, камушки, острые прутики. Комар улетал, избежав хлопка, француженка просила не егозить; с остервенением, скаля неровные зубы – которые столичный дантист обхватил платиновой проволокой, – нагнув голову с завитком на макушке, он чесал, скреб всей пятерней укушенное место, – и медленно, с возрастающим ужасом, француженка тянулась к открытой рисовальной тетради, к невероятной карикатуре.
«Нет, я лучше сам ему скажу, – неуверенно ответил Лужин-старший на ее предложение. – Скажу ему погодя, пускай он спокойно пишет у меня диктовки». «Это ложь, что в театре нет лож, – мерно диктовал он, гуляя взад и вперед по классной. – Это ложь, что в театре нет лож». И сын писал, почти лежа на столе, скаля зубы в металлических лесах, и оставлял просто пустые места на словах «ложь» и «лож». Лучше шла арифметика: была таинственная сладость в том, что длинное, с трудом добытое число, в решительный миг, после многих приключений, без остатка делится на девятнадцать.
Он боялся, Лужин-старший, что, когда сын узнает, зачем так нужны были совершенно безликие Трувор и Синеус, и таблица слов, требующих «ять», и главнейшие русские реки, с ним случится то же, что два года назад, когда, медленно и тяжко, при звуке скрипевших ступеней, стрелявших половиц, передвигаемых сундуков, наполнив собою весь дом, появилась француженка. Но ничего такого не случилось, он слушал спокойно, и когда отец, старавшийся подбирать любопытнейшие, привлекательнейшие подробности, сказал, между прочим, что его, как взрослого, будут звать по фамилии, сын покраснел, заморгал, откинулся навзничь на подушку, открывая рот и мотая головой («Не ерзай так», – опасливо сказал отец, заметив его смущение и ожидая слез), но не расплакался, а вместо этого весь как-то надулся, зарыл лицо в подушку, пукая в нее губами, и вдруг, быстро привстав, – трепаный, теплый, с блестящими глазами, – спросил скороговоркой, будут ли и дома звать его Лужиным.
И теперь, по дороге на станцию, в пасмурный, напряженный день, Лужин-старший, сидя рядом с женой в коляске, смотрел на сына, готовый тотчас же улыбнуться, если тот повернет к нему упрямо отклоненное лицо, и недоумевал, с чего это он вдруг стал «крепенький», как выражалась жена. Сын сидел на передней скамеечке, закутанный в бурый лоден, в матросской шапке, надетой криво, но которую никто на свете сейчас не посмел бы поправить, и глядел в сторону, на толстые стволы берез, которые, крутясь, шли мимо, вдоль канавы, полной их листьев. «Тебе не холодно?» – спросила мать, когда, на повороте к мосту, хлынул ветер, отчего побежала пушистая рябь по серому птичьему крылу на ее шляпе. «Холодно», – сказал сын, глядя на реку. Мать, с мурлыкающим звуком, потянулась было к его плащику, но, заметив выражение его глаз, отдернула руку и только показала перебором пальцев по воздуху: «Завернись, завернись поплотнее». Сын не шевельнулся. Она, пуча губы, чтобы отлепилась вуалетка ото рта, – постоянное движение, почти тик, – посмотрела на мужа, молча прося содействия. Он тоже был в плаще-лодене, руки в плотных перчатках лежали на клетчатом пледе, который полого спускался и, образовав долину, чуть-чуть поднимался опять, до поясницы маленького Лужина. «Лужин, – сказал он с деланой веселостью, – а, Лужин?» – и под пледом мягко толкнул сына ногой. Лужин подобрал коленки. Вот крыши изб, густо поросшие ярким мхом, вот знакомый старый столб с полустертой надписью (название деревни и число душ), вот журавль, ведро, черная грязь, белоногая баба. За деревней поехали шагом в гору, и сзади, внизу, появилась вторая коляска, где тесно сидели француженка и экономка, ненавидевшие друг дружку. Кучер чмокнул, лошади опять пустились рысью. Над жнивьем по бесцветному небу медленно летела ворона.
Станция находилась в двух верстах от усадьбы, там, где дорога, гулко и гладко пройдя сквозь еловый бор, пересекала петербургское шоссе и текла дальше, через рельсы, под шлагбаум, в неизвестность. «Если хочешь, пусти марионеток», – льстиво сказал Лужин-старший, когда сын выпрыгнул из коляски и уставился в землю, поводя шеей, которую щипала шерсть лодена. Сын молча взял протянутый гривенник. Из второй коляски грузно выползали француженка и экономка, одна вправо, другая влево. Отец снимал перчатки. Мать, оттягивая вуаль, следила за грудастым носильщиком, забиравшим пледы. Прошел ветер, поднял гривы лошадей, надул малиновые рукава кучера.
Оказавшись один на платформе, Лужин пошел к стеклянному ящику, где пять куколок с голыми висячими ножками ждали, чтобы ожить и завертеться, толчка монеты; но это ожидание было сегодня напрасно, так как автомат оказался испорченным, и гривенник пропал даром. Лужин подождал, потом отвернулся и подошел к краю платформы. Справа, на огромном тюке, сидела девочка и, подперев ладонью локоть, ела зеленое яблоко. Слева стоял человек в крагах, со стеком в руках, и глядел вдаль, на опушку леса, из-за которого через несколько минут появится предвестник поезда – белый дымок. Спереди, по ту сторону рельс, около бесколесного желтого вагона второго класса, вросшего в землю и превращенного в постоянное человеческое жилье, мужик колол дрова. Вдруг туман слёз скрыл все это, обожгло ресницы, невозможно перенести то, что сейчас будет, – отец с веером билетов в руке, мать, считающая глазами чемоданы, влетающий поезд, носильщик, приставляющий лесенку к площадке вагона, чтобы удобнее было подняться. Он оглянулся. Девочка ела яблоко; человек в крагах смотрел вдаль; все было спокойно. Он дошел, словно гуляя, до конца платформы и вдруг задвигался очень быстро, сбежал по ступеням – битая тропинка, садик начальника станции, забор, калитка, елки – дальше овражек и сразу густой лес.
Сначала он бежал прямо лесом, шурша в папоротнике, скользя на красноватых ландышевых листьях, – и шапка висела сзади на шее, придержанная только резинкой, коленям в шерстяных, уже городских чулках было жарко, – он плакал на бегу, по-детски картаво чертыхаясь, когда ветка хлестала по лбу, – и наконец остановился, присел, запыхавшись, на корточки, так что лоден покрыл ему ноги.
Только сегодня, в день переезда из деревни в город, в день, сам по себе не сладкий, когда дом полон сквозняков и так завидуешь садовнику, который никуда не едет, только сегодня он понял весь ужас перемены, о которой ему говорил отец. Прежние осенние возвращения в город показались счастьем. Ежедневная утренняя прогулка с француженкой – всегда по одним и тем же улицам, по Невскому и кругом, через Набережную, домой, – никогда не повторится. Счастливая прогулка. Иногда ему предлагали начать с Набережной, но он всегда отказывался – не столько потому, что с раннего детства любил привычку, сколько потому, что нестерпимо боялся петропавловской пушки, громового, тяжкого удара, от которого дрожали стекла домов и могла лопнуть перепонка в ухе, – и всегда устраивался так (путем незаметных маневров), чтобы в двенадцать часов быть на Невском, подальше от пушки – выстрел которой настиг бы его у самого дворца, если бы изменился порядок прогулки. Кончено также приятное раздумье после завтрака, на диване, под тигровым одеялом, и ровно в два – молоко в серебряной чашке, придающей молоку такой драгоценный вкус, и ровно в три – катание в открытом ландо. Взамен всего этого было нечто, отвратительное своей новизной и неизвестностью, невозможный, неприемлемый мир, где будет пять уроков подряд и толпа мальчиков, еще более страшных, чем те, которые недавно, в июльский день, на мосту, окружили его, навели жестяные пистолеты, пальнули в него палочками, с которых коварно были сдернуты резиновые наконечники.
И уж точно, намеренно еврей! Во всяком разе никак не книжный неповоротливый русский в шапокляке, не обрюзгший, затерявшийся в грохоте балов Наполеон. Да, жалостливый сородич гонимому от века племени уже давно как синоним гения, как архетип не понятой человеческим миром жертвы, жертвенности своему дару. Здесь и изможденное узкое лицо, и неуместные, диковатые порывы, и резкость движений, преувеличенная неуместность всего его образа все подчеркивает ту избранность печать Господней длани, что, быть может, хоть и единожды, но возлегла на него, определивши с точностью до буквы и цифры ту клетку земной юдоли, на коей он непременнейшим образом окажется, пусть даже и в самом эндшпиле жизни. Да, это Туртурро: тот самый Туртурро, что коленопреклоненным молился на роковом для Тома Рейгана перекрестке; тот самый же Туртурро, года за два до того воплотивший судьбу другого феномена другой игры Стю Ангера все так же показывает нарочитую странность пришедшего под дождь нашего мира человека. И пусть вечная находка эта стилистически и удачна, но в алькове, за ширмой ее, лишь непонимание, грубое непонимание и романа, и самой идеи гения.
А ведь, и право же, он гений, этот Лужин. Из тех господ, что как бы и не сейчас, и не совсем и здесь, хоть, может быть, прямо перед нами, а где-то в своих, иных и далеких нам сферах, блуждают лесными тропками, теряются, возвращаются к нам, и снова теряются теперича навсегда. И нет таким дела до людской суеты, и до законов земных нет дела. Ибо на месте законов этих лишь только стянутые в тугие струны энергии, трепещущие под собственным своим напряжением, да точные ритмы гармоний, что заполняют собою причудливое, искаженное пространство, плотно облепляющее сих господ, словно кокон. И несет их фатум неопределимо куда, несет согласно некоей чуждой простому человеку логике. Вот мутная жизнь, жизнь по инерции, и он в центре ее, влекомый сокрытой, внутренней страстью, гений. Но здесь, в картине, в режиссерском понимании, остался только строгий западный стиль, отточенная шаблонность. В ней и растворяется Лужин как сосредоточение композиции, растворяется и его мелодичный шахматный мир.
Под музыку не Моцарта (а ведь, пожалуй, было б и логичнее, если бы Моцарта), но отчего-то Шостаковича кружит, запыхается повествование, разрывает себя на мелкие, несуразно сшитые лоскуты. И плавные в движении своем сцены из романа рекомендуются обрывками, торопятся раскланяться, удалиться. В вальсовой пляске на шахматном этом поле кинопленки совсем уж искажаются персонажи. Вот здесь Эмили Уотсон удивительно жеманно, со странной театральной поддельностью все старается выразить через что-то, до конца, быть может, и ей самой не известное, образ тургеневской девы, и оттого сдается, что не читала она не только Толстого с Набоковым, но и Тургенева с Достоевским. Там амюзантнейший господин Валентинов превращается вдруг в злого гения с тростью, с окладистой седой бородой и цепким, злопамятным взглядом; прячется, интриган, за колонной. Материализовывается и мутный образ безликого в романе Турати, с ним подменяется и самая идея защиты. Защиты мальчика от ненависти, глумливого любопытства; гения от сердитого, непримиримого к его инаковости мира. И так неожиданно выходит, что прыжок в шахматные бездны обретает конкретную, записанную резкой рукой на скомканном кусочке бумаги комбинацию, и гармония движения фигур пытается выразиться: и снова в вальсе, снова Шостаковича.
Cтоль простые па, совсем немного непонимания, чуть старательности, и из личной трагедии большого и вместе с ним маленького человека осторожно вдруг проступает снятая по всем заветам спортивная драма, сглаживаются углы повествования, ужимается его хронотоп. Все прозрачно, как квадрат оконного стекла. Все предельно ясно. Мотивы естественны: уж точно не сама игра, но победа. Победа же до боли проста: не вытянуть самого себя из нескончаемого ужаса цугцванга, но вырвать главный приз из рук своего человеческого противника. А противник, он вполне реален: не само разрушаемое безумием сознание Лужина, но внешний, коварный и жестокий оппонент. И даже секс в истории этой удивительный, парадоксальный якорь, возвращающий гения из страхов внутреннего его одиночества к уверенности внешнего мира.
Впрочем дуализм миров Лужина только (и лишь украдкой) обозначается, а внутренние его метания находят некий гротескный, странно приземленный вид. Да, так, пожалуй, и бывает, когда со страстностью, но грубостью старателя подходит некто к легкой воздушности нисколечко не доступного для него материала. Но даже и в такой его адаптации литературная основа все же имеет столь мощное свое влияние, что проступает она изо всех сюжетных швов, сочится из каждой не тронутой режиссерскою рукою поры, наполняет плавной своей мелодикой повествование, да так что и вовсе нельзя на раз отринуть атмосферность, роману в огромной мере присущую; и качество фильма, быть может, только в этом и проступающее, так же отринуть нельзя. Но, впрочем, как, надеюсь, видно из сказанного, никакого Александра Ивановича, в картине, конечно же, не имеется: нету его здесь, да и быть, пожалуй что, не могло.
