1
Снегопад застал их на середке реки. Вмиг стало слепо, бело, залепило глаза – неизвестно, куда и ехать.Выручили пролетавшие где-то над головой гуси: закричали, заспорили суматошно – видать, и они растерялись в этой заварухе. Вот тогда-то Власик, прислушиваясь к их удаляющемуся гомону, и сообразил, в какой стороне юг, ибо куда же сейчас лететь птице, как не в теплые края.
Снежная липуха немного успокоилась, когда от перевоза поднялись в крутой берег. Впереди проглянуло Сосино с жердяной изгородью по задворью, черная часовня замаячила в полях слева.
Вытирая рукой мокрое лицо, Власик начал было объяснять своему неразговорчивому спутнику, как пройти в деревню и разыскать бригадира, но тот, похоже, в этом не нуждался: загвоздил суковатой палкой побелевшую дорогу, как будто всю жизнь по ней ходил.
Из тутошних, видно, чей? – подумал Власик.
Однако раздумывать над этим ему было некогда. Он замерз, продрог насквозь – от стужи, от сырости, – и все мысли его сейчас были сосредоточены на том, чтобы поскорее добраться до Микши да отогреться в тепле.
В доме у Микши, несмотря на то, что перевалило за девятый час, все еще было утро. Хозяйка с худым, разрумянившимся от жара лицом хлопотала возле печи, а хозяин, мрачный, опухший, весь заросший дремучей щетиной, сидел за столом и пил чай. Пил в одиночестве, под обстрелом угрюмых взглядов своих отпрысков, таких же крепколобых и грудастых, как их отец, сбившихся в тесную кучу на широкой родительской кровати справа от порога.
Власик поздоровался.
Ни слова, ни кивка в ответ. Как будто они и не кореши, не приятели давние.
Но он и не подумал обижаться на Микшу – всегда так, когда переберет накануне, – а потому спокойно занялся своим делом: снял с себя широкий пояс связиста-линейщика с металлической цепью, снял мокрую, стоявшую колом парусиновую куртку и к печке, на скамейку – тепло так и обняло его худую, продрогшую спину.
Хозяин – в полном молчании домашних – выпил еще два стакана чая, черного, как болотная вода, и только после этого повел своим страховидным горбылем – нос у него раздавлен с детства:
– Чего куришь?
Власик с готовностью достал из парусиновых штанов помятую пачку «Севера», перекочевал к столу – карантин кончился. Закурили.
– Новости? – опять коротко пропитым голосом гаркнул Микша.
– Да что новости, Никифор Иванович. Известны мои новости. Ребятишки сейчас в школу ходят, все изоляторы посбивали. Вот и загораю кажинный день на линии. Ну а ежели районные дела… (Власик жил в райцентре.) Экспедиция тут из сузёма вернулась, крепко, говорят, пошуровали. Все ручьи, все речки на замок взяли.
– Ерунда, – поморщился Микша.
– Да нет, не ерунда, Никифор Иванович. Теперь лишний раз за рыбкой в сузём не сходишь.
– Ерунда, говорю, – повторил Микша. – Будут они наш сузём на замок запирать. Какая рыба в сузёмных речках? Мусор один. Они шуровали, да весь вопрос – чего. Не ту ли самую рыбку, которая под землей?…
У Власика отвалилась нижняя челюсть, два желтых, прокуренных клыка проглянули в беззубом рту.
– Балда! Насчет урана, говорю, але еще какой взрывной хреновины. А рыба эта для отвода глаз. Понял?
– А ведь это подходяще, Никифор Иванович, – живо согласился Власик, и сухое, бескровное лицо его разом просияло. – Я тут с одним переезжал за реку, не больно-то он на воду глядел.
– С кем с одним?
– Да с одним, с экспедиции с этой. Здоровый боров, а сам хромает. С палкой.
Микша удивленно повел своей черной шерстистой бровью:
– Зачем бы это ему сюда? Чего он не видал в нашей дыре?
– А вот уж в части этого не докладывал. – Власик поглядел в окошко, поглядел на Оксю, гремевшую железной кочергой у печки, хитровато прищурил глаз. – А что, Никифор Иванович, может, сообразим сегодня к вечеру? Поскоблим маленько донышко, пока рекостав не начался?
– Браконьерничать? – прямо поставил вопрос Микша. – Давно тебя защучили – хочешь снова на острогу?
– Да что, Никифор Иванович, захочешь рыбки – и на острогу полезешь…
– Нельзя, – отрубил Микша. – Рыбнадзор ноне днюет и ночует на реке.
– Ничего, ничего. Можно, ежели аккуратненько да с оглядом. – И тут Власик двинул в ход, так сказать, материальный стимул (любили они с Микшей всякие заковыристые словечки) – хлоп на стол бутылку.
Оксе этот номер, конечно, не понравился, да что обращать на нее внимание? Какая баба в ладоши бьет, когда мужик с бутылкой обнимается?
После опохмелки разговор пошел как по маслу, и они принялись разрабатывать план предстоящей вылазки: как лучше сделать, чтобы не напороться на рыбнадзор? в какое время выехать? куда? вниз спуститься, к перекатам, или, наоборот, податься вверх, к Красной щелье, где не так заметен луч?
Однако не успели они обговорить и половины – нешуточное дело затевают! – как под окошком вырос высокий человек в черном плаще.
– Он! – живо воскликнул Власик и даже привстал. – Тот самый, с рыбной экспедиции.
Некоторое время незнакомец разглядывал Микшин дом, затем, припадая на больную ногу, вдруг двинулся в заулок.
Власик и Микша переглянулись: не наклепал ли кто на них? По какому еще делу может пожаловать рыбный человек?
Дело, слава богу, касалось не их. Но, как говорится, хрен редьки не слаще: незнакомец, подав Микше записку от директора совхоза, просил свозить его на Курзию.
– На Курзию? – страшно удивился Власик. – Сейчас? Да вы, дорогой товарищ, слыхали, нет, что такое эта самая Курзия? Сорок верст сузёмом да глубокой осенью… Зря, что ли, ее у нас зовут Грузией!.. Да там после лишенцев, этих самых кулаченных, никто и не бывал.
Никакого впечатления! Глазами железными в Микшу вцепился, будто заморозить, загипнотизировать того решил, а что пищат остальные – Окся тоже подала голос от печки, – наплевать.
Микша с ответом не спешил. Сидел, поглядывал на улицу, где снова, похоже, запосвистывал ветер, катал на лбу кожу, как волны на реке, и Власик уже не сомневался: сейчас задаст от ворот поворот этому высокомерному начальничку, – а Микша возьми да и скажи:
– Можно, пожалуй, прокатиться.
2
Выехали уже не рано, в первом часу, потому что не к теще в гости ехали – в сузём. Пришлось менять передние колеса у телеги, подгонять коню хомут, подрубать копыта, да мало ли чего. А кроме того, заставил себя ждать Кудасов, командированный, который, как все приезжие, потащился поглядеть на ихнюю знаменитость – старую часовню.Пьяненький, основательно поднакачавшийся Власик увязался их провожать. Ему страсть как не хотелось расставаться с двумя бутылками, уплывшими от него в берестяной корзине, накрепко привязанной к задку телеги, и он, позвякивая своей цепью, ковылял сбоку, канючил:
– Здря вы, товарищ Кудасов, ей-богу, здря. У нас на эту Курзию-Грузию забыли когда и ездили. А вы вздумали на вечер глядя. Давайте хоть из-за утра…
Микша в душе был согласен с приятелем. Конечно, лучше бы сейчас сидеть в теплой избе, чем полоскаться на осеннем ветру, да раз уж слово дадено – терпи. И он, настраивая себя на долгую дорожную маету, заговорил, как только въехали в поле, – тут Власик от них отстал:
– Ну что, рыбку в морях да в океанах вычерпали – за сузёмы взялись?
Кудасов не ответил. Он, как и следовало ожидать, смотрел на часовню, мимо которой они проезжали, – угрюмую, черную постройку наподобие высокого бревенчатого амбара, без креста, с развороченной крышей, с подпорами по бокам.
– Памятник старины, – не без ехидства объявил Микша. – Под охраной государства. Дощечка имеется. Ни одного гвоздика железного – все дерево. Топором одним рублена. В одна тысяча шестьсот шестьдесят семом году. При Иване Грозном.
– Иван Грозный на сто лет раньше жил, – заметил Кудасов.
– Ну хрен с ним, с Иваном Грозным. Не все едино. А вот про крышу могу сказать точно. – Микша захохотал. – Нашего, советского производства. Одна тысяча девятьсот тридцатого года. Со всех деревней тогда народ согнали. На ура крест стаскивали, чтобы наглядная агитация насчет бога была. Я тоже, даром что пацан был, за веревку маленько подержался.
Вдали плеснулся тоненький плаксивый голосишко – это Власик, должно быть, с песней входил в деревню, – и тотчас же протяжный гул покрыл его: они подъезжали к лесу. Черная, подпертая слегами часовня, как какое-то допотопное чудовище, смотрела им вслед из полей.
– Да… – Микша закурил. – Повидала эта часовня кое-чего на своем веку. В старину тут, сказывают, верующие заперлись, живьем спалить себя хотели – понимаешь, какой народец был! – да царские солдаты помешали, двери вышибли. А в этом самом тридцатом году что тут делалось… По два, по три мертвяка за утро вытаскивали. Из раскулаченных. С южных районов которые к нам, на Север, были высланы. Жуть сколько их в нашей деревне было! Все лето баржами возили. Все гумна, все сараи были забиты, а уж в часовне этой… В четыре яруса нары стояли!..
Седок оказался не из тех, с кем не соскучишься. Сидел – глаза в землю, руки в замок (язва, что ли, точит?) и ни оха, ни вздоха.
Некоторое время Микша вглядывался в реденький сосновый жердняк справа – тут где-то должны быть его дрова, рубленные нынешней весной. Потом внимание его привлекли свежие заячьи петли, раскиданные по снежной пороше вдоль дороги, и он с живостью воскликнул:
– Смотри-ко, смотри, косой-то что надумал! В такую непогодь по лесу разгуливать.
И опять молчание. Опять натужный скрип телеги да всхрап коня на взъемах.
За Летовкой – это ручей в двух километрах от деревни – стали попадаться ели, сперва поодиночке, вперемешку с березой, а потом все гуще, гуще – залохматили небо, намертво сдавили дорогу. Сразу из белого дня въехали в сумерки.
– Ну вот, – сказал Микша, прислушиваясь к таежному гулу, идущему поверху. – Теперь до самой Курзии эта краса пойдет. – Он поднял куколь дождевика, покачал головой.
– Нет, ни черта не пойму, как все это делалось. Ну выслали людей из своих краев, кого правдами, кого неправдами – не будем говорить. Горячее времечко было, щепа летела направо и налево. Да зачем в сузём-то загонять? Разве мало пустой земли в России? А ведь тут, в этом сузёме, хоть лопни – хлеба не вырастишь. Середь лета утренники гремят. Мы, бывало, на этой Курзии сено ставим. В деревне лето как лето, а тут, тридцать пять – сорок верст в сторону, – вода по утрам в котелке мерзнет. Эх, да что говорить! – Микша круто махнул рукой – Я сам тогда ужасно идейный был.
– А теперь не идейный? – вдруг подал голос Кудасов. Он, оказывается, слушал.
– Не имай, не имай на слове! Теперь народ грамотный, на испуг не возьмешь. Я ведь к чему это? А к тому, что дядья мои родные всем тогда у нас заправляли. Кобылины. Как же мне-то, племяннику, от них отставать? Да, вот революционеры были! Кремневые! Теперь таких и нету. В девятнадцатом году дядю Александра за языком послали в Сосино, в нашу деревню, значит. А в Сосине – ой-ой! Только одни старики да малые ребятишки. Всех поголовно беляки на дороги угнали: и мужиков, и баб, и девок. И вот дядя Александр думал-думал, да и говорит своему отцу – тот больной на кровати лежал: «Вставай, со мной пойдешь». Мати услыхала: «Что ты, Олекса, дьявол!.. Опомнись! Старик третий день не встает, помрет еще в дороге». Никаких гвоздей! Раз для революции надо, ни отца, ни матери не знаю. Ну а дядя Мефодий, тот еще потверже орешек был. У дяди Александра хоть одна слабина была – в части женского вопроса, а этот… Я в жизни не видал на евонном лице улыбки. «Я, – говорит, – тогда улыбаться буду, когда социализм сполна построим да когда последнего врага в гроб вколотим». Понимаешь?
Поздней осенью в сибирское село Сосино приехала экспедиция, обследовавшая реки и водоёмы в сузёме - северной тайге. До села их проводил местный связист-линейщик, пьяница Власик. Завернув к сельскому конюху Никифору Ивановичу по прозвищу Микша «подлечиться», Власик сообщил ему эту новость. Микша, однако, считал, что экспедиция ищет в скудных реках сузёма вовсе не рыбу, а нечто более ценное - золото или уран.
Опохмелившись, приятели начали планировать браконьерскую вылазку в сузём, но в этот момент в избу постучал человек из «рыбной» экспедиции, Кудасов, и попросил отвезти его на Курзию - место, где когда-то жили раскулаченные переселенцы. Микша попытался возразить, что сейчас, в распутицу, проехать сорок вёрст по сузёму будет нелегко, но «рыбник» слушать ничего не хотел, и конюх согласился.
Пассажиром Кудасов оказался неразговорчивым. Проезжая мимо местной достопримечательности - стариной часовни, Микша вспомнил, как с неё всем селом стаскивали крест, а в 30-х годах в ней жила раскулаченная «контра». Тогда из часовни каждый день выносили трупы умерших от голода людей.
Чёрная, подпёртая слегами часовня, как какое-то допотопное чудовище, смотрела им вслед из полей.
Скоро въехали в сузём. Неровную дорогу обступил глухой ельник. Микша продолжал разглагольствовать. Северная Сибирь - место гиблое, сплошные леса и болота. Вырастить здесь хлеб невозможно: в Сосино лето, а в сузёме - утренние заморозки.
Сейчас Микша не понимал, зачем сюда сгоняли крестьян со всей страны, но тогда, в 30-е, он был «идейный». Пример он брал с дядьёв, братьев матери, «кремниевых» революционеров Александа и Мефодия Кобылиных. Дядя Александр был комендантом на Курзии, там же его и убили. Мефодий, тогдашний начальник милиции, поклялся отомстить, но убийцу так и не нашёл.
Выехали на Курзию, но до посёлка не доехали - конь заблудился в густых кустах и отказался идти дальше. Микша завернул на охотничью стоянку. Там, у костра, и заночевали. Микша вспомнил, как они, младшее поколение Сосина, воевали с «классовыми врагами» - не пускали голодных детей в лес за ягодами. Кудасов промолчал, отказался от водки, угощения и всю ночь просидел, глядя в огонь.
4–6
Утром Кудасов ушёл, а Микша отправился к крепким ещё баракам, где жили переселенцы. Нашёл и дом дяди Александра, возле которого его убили. Потом экскурсовод местного музея много лет рассказывала историю убийства пламенного революционера. Микша, любивший дядю Александра больше всего на свете, хотел тогда отомстить, нож наточил, но отец удержал, уговорил.
На обратном пути Микша размышлял, что за человек сидит позади него. Явно не «рыбник». Уж не из «бывших» ли? Микша был в лагерях, прошёл войну до самого Берлина, и ничего в этой жизни не боялся, но спросить молчуна прямо не решался.
Молчит всю дорогу - и вроде так и надо. Вроде у него какое-то особое право власть свою над тобой показывать.
Зайти к Микше Кудасов отказался, попросил отвезти к реке, на перевоз. Там заплатил за работу и, наконец, напомнил, кто он.
Учёная барышня в музее рассказывала о герое, а на самом деле пьяный дядя Александр, большой любитель женщин, изнасиловал пятнадцатилетнюю девочку, убиравшую у него в комендатуре. Убил дядю брат этой девочки, четырнадцатилетний Кудасов.
7–8
У Микшы, пьяницы и лагерника, было в жизни одно утешение - память о дяде-герое. Теперь не осталось и этого. У дома Микша вспомнил слова умирающего отца, которые передала ему соседка-старуха: «Скажи Никифору, что у отца нету зла на него. Не он виноват. Дядья его таким сделали».
Всю жизнь Микша презирал мягкого, тихого отца.
Да разве сравнишь его с дядьями? Те куда ступят, там и праздник: красные знамёна, песни революционные, речи, от которых дух захватывает.
Когда в 37-ом его арестовали «как пособника международной буржуазии», Микша публично отрёкся от отца и взял фамилию дядьёв.
У Микши сильно закололо сердце, и домой он не пошёл - отправился расспросить об отце у тех, кто его ещё помнил. Соседка старуха, ухаживавшая за отцом, когда тот вернулся из лагерей, давно умела, и Микша отправился к древней бабке Матрёне.
Подкрепившись водкой, бабка вспомнила, что к хорошему человеку Ивану Варзумову вся деревня ходила «насчёт всяких бумажных дел», чего дядья очень не одобряли. Вспомнила Матрёна и о матери Микши, «дурной бабе», сильно любившей выпить. Микша помнил, как убивался отец, когда она умерла. Больше бабка ничего не вспомнила, да и самого Микшу перестала узнавать.
9–13
В селе жила ещё одна старуха, помнившая Ивана Варзумова, но к ней Микше ходу не было. Сорок лет назад дядя Александр совратил её дочь, и она до сих пор помнила обиду.
Микша отправился в райцентр, где жил старый друг его отца, и узнал, что старик недавно умер. Вдова рассказала, что Иван Варзумов предупредил её мужа об аресте, и тому удалось сбежать. Дядя Мефодий тогда чуть не застрелил Ивана, да дядя Александр заступился. Дядя Мефодий в те времена расстрелял столько невинных людей, что его до сих пор поминают недобрым словом.
Ещё вдова рассказала, что Иван Варзумов служил казначеем в крестьянском пароходстве, которое организовал вместе с несколькими ссыльными, не испугавшись угроз местного богача-монополиста, владельца нескольких пароходов. Старуха посоветовала Микше сходить к бывшему сельскому учителю Павлину Фёдоровичу - уж он-то знает все подробности.
Когда-то двадцатипятилетний Павлин Фёдорович сменил городскую квартиру на избу в глухой Сибирской деревне, чтобы учить сельских ребятишек. Семьёй он так и не обзавёлся - всего себя отдал школе.
В 1938 году Павлина Фёдоровича арестовали, семнадцать лет он провёл в лагерях, а после Хрущёвской оттепели вернулся и занялся озеленением района.
И забыли люди вековечную пословицу: у дома куст - настоится дом пуст.
Микша помнил, как учителя под конвоем вели в город. Сам он тогда тоже сел по пьянке - налетел грузовиком на народную трибуну.
В дом Павлин Фёдорович Микшу не пустил - не захотел разговаривать с человеком, который отрёкся от родного отца.
Возвращаясь в Сосино, Микша думал о жене. Кода-то она глупой семнадцатилетней девчонкой сама пришла к нему, вдовцу, - пожалела осиротевших детишек. Радости она с Микшей не увидела, но осталась верной и заботливой.
Возле родной избы у Микши вновь закололо сердце. Он увидел огни, услышал колокольный звон и пение - так пели раскулаченные возле древней часовни.
И сосинские бабы, слушая эти песни, навзрыд плакали, и плакал его отец... И он ненавидел его тогда до слёз, до исступления. Ненавидел за то, что отец был человеком...
А теперь Микша сам шёл к отцу...
Неделю спустя, в районной газете появилась заметка о том, что пьяный конюх Кобылин из Сосино заблудился, возвращаясь домой, и замёрз у часовни, на старых могилах.
ПОЕЗДКА В ПРОШЛОЕ
Снегопад застал их на середке реки. Вмиг стало слепо, бело, залепило глаза - неизвестно, куда и ехать.
Выручили пролетавшие где-то над головой гуси: закричали, заспорили суматошно - видать, и они растерялись в этой заварухе. Вот тогда-то Власик, прислушиваясь к их удаляющемуся гомону, и сообразил, в какой стороне юг, ибо куда же сейчас лететь птице, как не в теплые края.
Снежная липуха немного успокоилась, когда от перевоза поднялись в крутой берег. Впереди проглянуло Сосино с жердяной изгородью по задворью, черная часовня замаячила в полях слева.
Вытирая рукой мокрое лицо, Власик начал было объяснять своему неразговорчивому спутнику, как пройти в деревню и разыскать бригадира, но тот, похоже, в этом не нуждался: загвоздил суковатой палкой побелевшую дорогу, как будто всю жизнь по ней ходил.
Из тутошних, видно, чей? - подумал Власик.
Однако раздумывать над этим ему было некогда. Он замерз, продрог насквозь - от стужи, от сырости,- и все мысли его сейчас были сосредоточены на том, чтобы поскорее добраться до Микши да отогреться в тепле.
В доме у Микши, несмотря на то что перевалило за девятый час, все еще было утро. Хозяйка с худым, разрумянившимся от жара лицом хлопотала возле печи, а хозяин, мрачный, опухший, весь заросший дремучей щетиной, сидел за столом и пил чай. Пил в одиночестве, под обстрелом угрюмых взглядов своих отпрысков, таких же крепколобых и грудастых, как их отец, сбившихся в тесную кучу на широкой родительской кровати справа от порога.
Власик поздоровался.
Ни слова, ни кивка в ответ. Как будто они и не кореши, не приятели давние.
Но он и не подумал обижаться на Микшу - всегда так, когда переберет накануне,- а потому спокойно занялся своим делом: снял с себя широкий пояс связиста-линейщика с металлической цепью, снял мокрую, стоявшую колом парусиновую куртку - и к печке, на скамейку,- тепло так и обняло его худую, продрогшую спину.
Хозяин - в полном молчании домашних - выпил еще два стакана чая, черного, как болотная вода, и только после этого повел своим страховидным горбылем – нос у него раздавлен с детства:
Чего куришь?
Власик с готовностью достал из парусиновых штанов помятую пачку «Севера», перекочевал к столу - карантин кончился.
Закурили.
Да что новости, Никифор Иванович. Известны мои новости. Ребятишки сейчас в школу ходят, все изоляторы посбивали. Вот и загораю кажинный день на линии. Ну а ежели районные дела… (Власик жил в райцентре.) Экспедиция тут из сузёма 1 вернулась, крепко, говорят, пошуровали. Все ручьи, все речки на замок взяли.
Ерунда,- поморщился Микша.
Да нет, не ерунда, Никифор Иванович. Теперь лишний раз за рыбкой в сузём не сходишь.
Ерунда, говорю,- повторил Микша.- Будут они наш сузём на замок запирать. Какая рыба в сузёмных речках? Мусор один. Они шуровали, да весь вопрос - чего. Не ту ли самую рыбку, которая под землей?..
У Власика отвалилась нижняя челюсть, два желтых, прокуренных клыка проглянули в беззубом рту.
– Балда! Насчет урана, говорю, але еще какой взрывной хреновины. А рыба эта для отвода глаз. Понял?
А ведь это подходяще, Никифор Иванович,- живо согласился Власик, и сухое, бескровное лицо его разом просияло.- Я тут с одним переезжал за реку, не больно-то он на воду глядел.
С кем с одним?
Да с одним, с экспедиции с этой. Здоровый боров, а сам хромает. С палкой.
Микша удивленно повел своей черной шерстистой бровью:
Зачем бы это ему сюда? Чего он не видал в нашей дыре?
А вот уж в части этого не докладывал.- Власик поглядел в окошко, поглядел на Оксю, гремевшую железной кочергой у печки, хитровато прищурил глаз.- А что, Никифор Иванович, может, сообразим сегодня к вечеру? Поскоблим маленько донышко, пока рекостав не начался?
Браконьерничать? - прямо поставил вопрос Микша.- Давно тебя защучили - хочешь снова на острогу?
Да что, Никифор Иванович, захочешь рыбки – и на острогу полезешь…
Нельзя,- отрубил Микша.- Рыбнадзор ноне днюет и ночует на реке.
Ничего, ничего. Можно, ежели аккуратненько да с оглядом.- И тут Власик двинул в ход, так сказать, материальный стимул (любили они с Микшей всякие заковыристые словечки) - хлоп на стол бутылку.
Оксе этот номер, конечно, не понравился, да что обращать на нее внимание? Какая баба в ладоши бьет, когда мужик с бутылкой обнимается?
После опохмелки разговор пошел как по маслу, и они принялись разрабатывать план предстоящей вылазки: как лучше сделать, чтобы не напороться на рыбнадзор? в какое время выехать? куда? вниз спуститься, к перекатам, или, наоборот, податься вверх, к Красной щелье, где не так заметен луч?
Однако не успели они обговорить и половины –нешуточное дело затевают! - как под окошком вырос высокий человек в черном плаще.
– Он! - живо воскликнул Власик и даже привстал.- Тот самый, с рыбной экспедиции.
Некоторое время незнакомец разглядывал Микшин дом, затем, припадая на больную ногу, вдруг двинулся в заулок.
Власик и Микша переглянулись: не наклепал ли кто на них? по какому еще делу может пожаловать рыбный человек?
Дело, слава богу, касалось не их. Но, как говорится, хрен редьки не слаще: незнакомец, подав Микше записку от директора совхоза, просил свозить его на Курзию.
На Курзию? - страшно удивился Власик.- Сейчас? Да вы, дорогой товарищ, слыхали, нет, что такое эта самая Курзия? Сорок верст сузёмом да глубокой осенью… Зря, что ли, ее у нас зовут Грузией!.. Да там после лишенцев, этих самых кулаченых, никто и не бывал.
Никакого впечатления! Глазами железными в Микшу вцепился, будто заморозить, загипнотизировать того решил, а что пищат остальные - Окся тоже подала голос от печки,- наплевать.
Микша с ответом не спешил. Сидел, поглядывал на улицу, где снова, похоже, запосвистывал ветер, катал на лбу кожу, как волны на реке, и Власик уже не сомневался: сейчас задаст от ворот поворот этому высокомерному начальничку,- а Микша возьми да и скажи:
Можно, пожалуй, прокатиться.
Выехали уже не рано, в первом часу, потому что не к теще в гости ехали - в сузём. Пришлось менять передние колеса у телеги, подгонять коню хомут, подрубать копыта, да мало ли чего. А кроме того, заставил себя ждать Кудасов, командированный, который, как все приезжие, потащился поглядеть на ихнюю знаменитость - старую часовню.
Относится к писателям, которые работали в жанре деревенской прозы. Это направление было весьма популярно во второй половине двадцатого века. Ему было легко работать писать свои произведения в этом направлении, Ему было легко работать писать на эту тему, так как родился в Архангельской области Абрамов. Краткое содержание («Поездка в прошлое» тому примером) повестей, вышедших из-под его пера, заставляет задуматься о судьбах не только маленьких селений, но всей России. Неудивительно, что с недавних пор они входят в обязательную программу по литературе. Более зрелым читателям можно посоветовать ознакомиться с трилогией «Пряслины», которая была удостоена Государственной премии.
Федор Абрамов: «Поездка в прошлое»
Многие произведения этого прозаика трудно проходили цензуру. Написана повесть была еще в 1974 году, а опубликовали еще уже только в самом начале перестройки - в 1989. К сожалению, автор издания не дождался. Повесть опубликовали в журнале «Новый мир», а позже она была издана в посмертном собрании сочинений.
Эта повесть отличается от подобных произведений тем, что основное внимание в ней отдано не событиям, которые происходили с героем, а социальным конфликтам и психологии людей в военные и послевоенные годы.
Что, по мнению прозаика, негативно повлияло на людей
О чем же писал в своих произведения Федор Абрамов? «Поездка в прошлое», краткое содержание которой мы рассматриваем, рассказывает о том, как политика партии в предвоенные годы (примерно 1920-1930) повлияла на жизни простых людей. Это был период раскулачивания зажиточных крестьян, который сломал миллионы судеб. В то время на север страны ссылались те, кто, по мнению других, жил лучше и имел больше, чем окружающие. Попасть в списки раскулаченных можно было за малейший достаток.
Все это с болью за свой народ образно описывал Абрамов. Краткое содержание («Поездка в прошлое» в этом плане особенно характерна) его повестей, если провести их обзор, выделяет основные проблемы, появлению которых способствовала ошибочная политика партии:
. коллективизация;
. раскулачивание;
. появление фанатиков, приверженцев революционного движения;
. пьянство деревенских люмпен-пролетариев.
Истинные хранители традиционных ценностей в описанное автором время были в меньшинстве и это тоже можно назвать трагедией.
Главный герой и его образ в повести
Центральный сюжет Абрамов (краткое содержание, «Поездка в прошлое») завязал вокруг Микши Кобылина. Современным авторам было бы странно выбрать такого героя, но в этом произведении он смотрится органично. Работал Микша сельским конюхом, любил выпить и был уверен, что его родственники - вершители революции, были людьми честными, отважными и благородными. Все поступки, которые совершали дядья героя, воспринимались им как эталонные.
В свое время Микша отрекся даже от отца и сменил фамилию. Этому немало поспособствовали дядья, которые подавали ему иной пример, чем отец. Советская идеология в то время была очень сильна. Главный герой до последнего не осознавал, с кого он берет пример. Ему не раз пытались открыть глаза на ближайших родственников, но он не вникал в то, что рассказывала старая Федосеевна.
Чем на самом деле занимались родные Микши
О чем же дальше повествует Ф. Абрамов? «Поездка в прошлое» (краткое содержание) очень красочно и эмоционально описывает картину событий тех времен. Микша Кобылин считал своих дядьев вершителями революции, чему немало способствовала пропаганда областного музея. На самом деле Мефодий сломал немало судеб. Даже его смерть не смогла искупить совершенные при жизни грехи. Например, по рассказам местной жительницы, им были совершены массовые казни.
Но более тяжелой для Микши стала правда о его дяде Александре. Истинную причину его смерти долгое время скрывали. Истина открылась для главного героя совершенно случайно - он пошел проводить до заброшенного поселка Курзия незнакомца. Его фамилия была Кудасов, и семью попутчика Микши несколько лет назад сослали на Север. Сестра Кудасова в 15 лет уже работала, ее обязанностью была уборка в комендатуре, где ее изнасиловал Александр. По этой причине он был и убит попутчиком Микши, которому на тот момент было всего 14.
Сцены раскулачивания - самые сложные и яркие в повести
Вернемся к основному сюжету, который описал Абрамов. Краткое содержание («Поездка в прошлое» мы рассматриваем) можно продолжить тем, что то в нем достаточно много ярких и жестоких подробностей именно о процедуре раскулачивания. Автор знал о жизни лишенцев не понаслышке, он сам провел детство в Архангельской области, куда часто отправляли переселенцев с юга. На улицах поселков не раз возникали баталии между коренными жителями и отправленными к ним бывшими "кулаками".
Сам Микша, несмотря на юный возраст, старался участвовать в акциях, проводимых дядьями, наравне со взрослыми. Он ненавидел раскулаченных и, несмотря на юный возраст, помогал демонтировать крест с часовни. Участвовал он и в драках. На память о детстве у Микши остался который, как выяснилось позже, повредил Кудасов. Это главный герой понял в ходе разговора.
Как повлияла на Микшу правда
Немаловажно и то, какие выводы сделал главный герой после разговора с Кудасовым. Нелегкий выбор заставляет сделать главного героя Абрамов. «Поездка в прошлое» (краткое содержание это показывает лишь отчасти) - повесть в первую очередь о правде и о том, что она может сделать с человеком. Безусловно, важно иметь правильное представление о мире и произошедших в нем событиях, но в случае с Микшей истина стала губительной. После того, как он проводил Кудасова, Микша не может идти домой: его терзает правда, которую он узнал о своих родных. Ради них он отрекся от самого близкого человека - отца и, как выяснилось, зря.
Терзаясь своими мыслями и воспоминаниями, Микша пошел на могилу отца и там замерз. Люди рассказывали ему, что отец был настоящим образцом для подражания - трудолюбивым и честным. К сожалению, менять что-либо было поздно. Истина подкосила Микшу, убила изнутри.
Повесть читается достаточно легко. Узнать все подробности, прочувствовать талант писателя поможет только сама книга, ее полное содержание. «Поездка в прошлое» (Абрамов сам не раз это подчеркивал) рассказывает о жизни простого русского человека со знанием вопроса, эта повесть интересна в первую очередь с исторической точки зрения. В ней описаны события без идеологической окраски и выгораживания поступков представителей Советской власти. Именно поэтому повесть при жизни автора оценивали достаточно высоко, но публиковать не спешили (в то время давление на издательства и СМИ со стороны официальных властей было достаточно сильным). «Поездка в прошлое» - очень современное произведение, которое способно влиять на чувства людей и заставлять переосмыслять свои действия. Его стоит прочитать не только в кратком содержании.
В повести Фёдора Абрамова внимание привлекают конфликты при раскулачивании, коллективизации. Микша Кобылин живёт, хотя и не очень счастливо, в иллюзиях, что его дяди – благородные вершители революции. Власть советская далеко, так они в глуши насаждали коммунизм, впрочем, страшной ценой жизни многих невинных.
Случайный попутчик (но окажется, что именно он в детстве, защищаясь в драке, сломал герою нос) открывает Кобылину глаза на преступную натуру «героев». Происходит возвращение Микши в прошлое – с новым взглядом на события. Отречение от отца, снятие креста с церкви, издевательства над несчастными – эти «подвиги» прошлого гонят раскаявшегося героя на смерть.
Главная мысль
Повесть о подмене идеалов, когда идеи революции заслоняют человеческие отношения, становятся поводом для непростительной жестокости. Герой будто возвращается в прошлое, переоценивает свои поступки.
Читать краткое содержание Абрамов Поездка в прошлое
Показан конфликт между отцом героя и «дядьями», которые отличались фанатичностью. Эти ярые коммунисты пели марши, когда все вокруг плакали. Дяди плохо влияли на юного Микшу. Например, он чувствовал себя обязанным избивать детей раскулаченных переселенцев, хотя они от голода еле на ногах стояли. Те несчастные ничего плохого не делали, но их назвали врагами власти, поэтому нужно их наказывать. Сами дядьки убили множество невинных, навесив ярлык «кулаки – враги народа».
Из принципа дядьки осудили даже отца героя, хотя их сестра молила простить этого, действительно, добрейшего человека. Микша в юности даже публично отрёкся от слишком доброго отца, фамилию поменял. Его учитель, который простил окружающим и донос, и то, что за него ни один ученик, ни родитель – никто не заступился (а когда-то он всё бросил, чтобы преподавать в их школе), не может Микшу простить за отречение. И это тоже помогает герою раскаяться. В последний момент он спешит на могилу отца – впервые. Ради этого он форсировал реку, промок, так и заснул в мокрой одежде на могиле – и замёрз. Его смерть в газете преподносят как пьяное буйство.
Интересен образ жены Микши – Оксы. В семнадцать лет она сама пришла к нему вдовому, потому что ей жалко стало его маленьких детей. Взвалила на себя такой груз… Но всё же она ни о чем не жалела, любила сурового пьющего мужа.
Эта трагическая повесть имела такую же сложную судьбу. Напечатана она была лишь через пятнадцать лет после своего завершения, уже после смерти автора.
Картинка или рисунок Поездка в прошлое
Другие пересказы и отзывы для читательского дневника
- Уэллс Герберт
Герберт Уэллс является известным во всем мире английским писателем. Также он написал немало работ по естественным наукам, преподаванию, политике и истории. Основное его творчество было сфокусировано на социальных и фантастических
- Краткое содержание Балета Баядерка
Произведение начинает своё повествование в далёкой древности в Индии, где преобладает пантеон богов индуизма, и соответственно, всё произведение наполнено данной атмосферой.
- Краткое содержание Огненный бог Марранов Волкова
Урфин Джюс возвратился в свой дом в Голубой стране. Он хотел отомстить за свое изгнание и снова захватить власть над Волшебной страной
- Краткое содержание Дочь Бухары Улицкая Людмила
Послевоенное время. Москва. Дмитрий Иванович, врач по профессии, возвращается домой не один, а с женой. Ее имя – Аля. На вид она ухоженная, обладает восточной внешностью. Красавицу за глаза прозвали Бухарой.
- Краткое содержание Война миров Герберта Уэллса
Глазами безымянного англичанина показаны ужасы вторжения инопланетян на землю. Началом будущей катастрофы служит повышенный интерес землян к планет Марс, ее тщательное изучение. На Землю начинают падать метеориты, никто не придает этому особого значения
