Публикации раздела Традиции

«Батюшко Океан, Студеное море». Традиции поморов в сказках и былинах

П оморы издавна заселяли побережье Белого моря. Они были искусными судостроителями и мореходами и, по легенде, первыми достигли полярного архипелага Шпицберген. С морем связана вся их жизнь: промыслы, традиции и фольклор.

Читаем северные былины и сказки, чтобы разобраться, как жили поморы и что они говорили о справедливости, рыбной ловле и о своих женах.

«Помору все от моря»

Василий Переплетчиков. Поморы въезжают в Архангельский порт. 2-я половина XIX века

Шлюпка с людьми Виллема Баренца проходит вдоль русского корабля. Гравюра 1598 года

Митрофан Берингов. Рыбак-помор с морским окунем. Год неизвестен. Фотография: goskatalog.ru

Жизнь поморов строилась вокруг морских промыслов. Во время плаваний они ловили рыбу и тюленей, добывали жемчуг. В старинных пословицах говорится: «Наше поле - море», «И радость, и горе - помору все от моря», «У моря живем, морем кормимся, море - наша кормилица». Морские сюжеты появлялись и в обрядовом фольклоре - например, традиционных сказках и былинах . Их рассказывали во время тяжелой монотонной работы или зимними вечерами за починкой рыболовных сетей.

«Север сыграл выдающуюся роль в русской культуре. Он спас нам от забвения русские былины, русские старинные обычаи, русскую деревянную архитектуру, русскую музыкальную культуру, русские трудовые традиции».
Дмитрий Лихачев, филолог и академик

Многие сказки про морские походы начинались с описания места действия - побережья: «Давно это было. На берегу Белого моря жили три брата» . Поморы считали плавание испытанием, из которого достойные возвращаются домой победителями, а спасовавшие перед стихией - погибают. Но про них говорили не «утонул», а «море взяло». Осуждать подобные «решения» было не принято: море олицетворяло собой справедливость.

«Он грозно простер окровавленные руки к морю и закричал с воплем крепким:
- Батюшко Океан, Студеное море! Сам и ныне рассуди меня с братом!
Будто гром, сгремел Океан в ответ Гореславу. Гнев учинил в море. Седой непомерный вал взвился над лодьей, подхватил Лихослава и унес его в бездну».
Отрывок из поморского сказания «Гнев» (Борис Шергин. «Поморские были и сказания»)

По поверью, хозяин моря - «Никола - бог морской» - тоже любил сказки. Поморы часто брали в поход опытного сказочника. От него зависела удача рыбаков: если получится убаюкать хозяина, рыба останется без присмотра и попадет в сети. Поэтому сказочник говорил нараспев, мягко и монотонно.

«За песни да за басни мне с восемнадцати годов имя было с отчеством. На промысле никакой работы задеть не давали. Кушанье с поварни, дрова с топора - знай пой да говори… Вечером народ соберется, я сказываю. Мужиков людно сидит, торопиться некуда, кабаков нет. Вечера не хватит - ночи прихватим… Дале один по одному засыпать начнут. Я спрошу: «Спите, крещеные?» - «Не спим, живем! Дале говори».

От рыбы до жемчуга - поморские промыслы

Николай Рерих. Поморяне. Утро. 1906

Валентин Серов. Поморы. 1894

Климент Редько. Поморы шкерят треску. 1925

Жители Белого моря называли себя «трескоедками»: рыба была основой их рациона, а рыболовство - главным промыслом. В сказках приключения часто начинались с поездки на тоню - так называлось место сезонной ловли.

«Выехали на тоню, заметали этот невод, и, когда стали подтягивать его к берегу, оказалось, что невод полон рыбы. Целый день провозились братья, высачивали рыбу из мотни, а к вечеру, уставшие, говорят: Ну и чудо, такого еще не бывало. На день невод развязали, на второй развязали, а рыбы никогда столько не было!»
Отрывок из поморской сказки «Никифорово чудо»

В феврале на тони выезжали покрутчики - наемные работники. На каждое судно «крутились» четверо, главным был кормщик. Он должен был знать рыбные места, уметь разделывать и солить рыбу. Кормщик получал высокую зарплату и весомую часть добычи.

На побережье Белого моря издавна добывали гренландского тюленя и моржа. Для зверобойного промысла поморы объединялись в артель по 5–7 человек или в более крупную группу, которой управлял атаман. В поморской сказке «звериные ловы» были испытанием - и физических, и нравственных качеств.

«В месяце феврале промышленники в море уходят на звериные ловы. Срядился Кирик с покрутом. Он говорит брату:
- Олешенька, у нас клятва положена друг друга слушати: сряжайся на промысел!
Олеша поперек слова не молвил, живо справился. Якоря выкатали, паруса открыли... Праматерь морская попутная поветерь была до Кирика милостива. День да ночь - и Звериный остров в глазах. Круг острова лед. На льдинах тюленьи полёжки. Соступились мужи-двиняне со зверем, учали бить».
Отрывок из поморского сказания «Любовь сильнее смерти» (Борис Шергин. «Двинская земля»)

Поморы постоянно совершенствовались в судостроении . Они были умелыми мореходами: ходили рыбачить в Норвегию и Восточную Сибирь. Поморы строили кочи - легкие парусные суда для плавания по северным морям. Особая форма делала их маневренными, и кочи почти никогда не погибали во льдах. Мастерство судостроителей было частым мотивом северных сказок, песен и былин.

…А и все на пиру пьяны-веселы,
А и все на пиру стали хвастати.
Промысловщики-поморы добрым мастерством:
Что во матушке во тихой во Двинской губе,
Во богатой во широкой Низовской земле
Низовщане-ти, устьяне промысловые
Мастерят-снастят суда - лодьи торговые.
Борис Шергин, отрывок из книги «Двинская земля»

Промышленной добычей соли поморцы занялись примерно в XII веке. «Поморка» с побережья Белого моря считалась самой чистой и качественной. В царской грамоте 1546 года говорилось: «Которую де соль возят с Двины двиняне, в той соли кардехи [щебня] и подмесу никакого не живет» . Соль высшего качества получали из подземных «рассольных пластов», найти которые было непросто. Если герою поморской сказки встречался соляной источник, это, как правило, означало удачу и скорое богатство.

«Близко ли, далеко ли, низко ли, высоко ли, и видят: гора бела, как крупитчата. Подошли - соляна гора. Зашли в гавань и стали соль бочками катить. Накатили полный люк».
Отрывок из поморской сказки «Соль»

Жемчужный промысел начинался в поморских деревнях c началом лета. Мужчины ныряли за раковинами в море, а женщины и дети собирали их в корзины из пересыхающих рек. Поморы плели из жемчуга бусы и серьги-«бабочки», драгоценным шитьем украшали пояса и головные уборы. У них была пословица: «Женка в наряде - мужик ейной добытчик».

«- Ну Иван, купеческий сын, что тебе надобно в награду - злата или серебра?
- Не надо мне ни злата, ни серебра, - говорит Иван. - Дай мне один мешок жемчужного песку».
Отрывок из поморской сказки «Жемчужный песок»

Поморские «большухи»

Александр Борисов. Весенняя полярная ночь. 1897

Митрофан Берингов. Поморы. Иллюстрация. 1928

Архангельская губерния. Поморская деревушка. Почтовая карточка. 1912. Фотография: goskatalog.ru

В семейной жизни поморов ценилось взаимное уважение. Супруги обладали практически равными правами. Когда муж надолго уходил в поход - на Мурманскую страду, на Кедовский путь, в норвежские плавания, - жена становилась главой семьи. Поморы называли такую хозяйку «большухой».

Часто жены и сами ходили в море. Некоторые женщины становились кормщиками на рыбных промыслах и управляли мужскими бригадами.

От крутого бережка
Лодочка отъехала,
Вы кажите дорогому,
Что на лов уехала.
Поморская частушка

Женщина была главным героем многих поморских сказаний. Верная подруга помогала мужу, проходила все испытания наравне с ним, а иногда даже превосходила его в выносливости, силе или мужестве.

Не князь, не посол, не воин -
Женочка с Рязани, сиротинка,
Перешла леса и пустыни,
Толкучие горы перелезла,
Бесстрашно в Орду явилась...
Бери себе и брата, и мужа,
Бери с собой и милого сына.
Воротися на Русь да хвастай,
Что в Орду не напрасно сходила.
Гей, рязанские мужи и жены,
Что стоите, тоскою покрыты?
Что глядите на Авдотьину радость?
Я вас всех на Русь отпущаю.
Гей, женка Авдотья Рязанка!
Всю Рязань веди из полону,
И будь ты походу воевода.
Отрывок из поморского сказания «Об Авдотье Рязаночке»

Женщины на побережье Белого моря были более самостоятельными, чем в других районах дореволюционной России. Одна из поморских легенд рассказывала о женщине, которая в одиночку плавала к своему мужу «в гости». На крупной мореходной лодке - карбасе - поморка обогнула побережье Белого моря, вышла в Баренцево и добралась до мужа.

Смотрите сказку про поморов киностудии «Союзмультфильм» (1987)

Многое о характерных чертах любого народа могут рассказать его обычаи, обряды, особые приметы. Расскажем немного и о них.

Многое о характерных чертах любого народа могут рассказать его обычаи, обряды, особые приметы. Расскажем немного и о них.

Хорошо известна поморская традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море.

К местам лова поморы также относились особо. На каждой тоне - избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей - стоял крест «на добычу» - чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне «сидели» семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека - благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка.

При совершении купли-продажи из рук в руки передавали «пополнок» - какую-нибудь вещь («яйцо», «нож рыбьего зуба», шапку), символически скрепляющую сделку.

Специальные обряды были посвящены уходу охотников на опасный зверобойный промысел. В церкви заказывали молебен «за здравие», пекли и давали с собой специальную пищу «ужну» и «тещник». Наличие особого названия и связь его с родовыми традициями («тещник» пекла теща) скорее всего, свидетельствует о придаваемом этой пище ритуальном смысле.

Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают «белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку». Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя.

Самые яркие и выразительные рассказы посвящены Собачьему ручью в Варзуге. Издавна он пользовался большой популярностью среди жителей Терского берега. Находится он приблизительно в трех километрах от Варзуги. Интересно, что система поклонения роднику очень похожа на обряды в марийских языческих молельных рощах. Примерно за километр от Собачьего ручья до сих пор нельзя разговаривать и смеяться, ходить туда можно только в первой половине дня...

Был обычай, как ледоход начинается, выходить на берег - из ружей палить. В нерест покой семги оберегали. Когда рыба на нерест шла, уключины у лодки тряпицей обворачивали, чтобы рыбу не пугать. Летом старались не охотиться, берегли до времени, когда подрастут.

знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.

Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю - ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест.

В Поморье распространены обетные кресты (по-местному, - «заветные», «обветные», «обетованные»). Их ставили по обету после возвращения с моря или после болезни около домов, на берегу моря, около тонских избушек (см. цветную вкладку). Один из крестов сохранился в Нижней Золотице около дома А.М. Каплуновой. После возвращения с моря по обету ходили на Соловки.

Календарь, который поморы обычно брали с собой на промысел или в дорогу, представлял четырехгранный, шестигранный деревянный или костяной брусок длиной до полуметра. На нем чертами и зазубринами обозначались простые дни и дни праздников. Праздники имели символические обозначения. Например, дни солнцестояния обозначались высоким и низким солнцем. День, когда холод покатится обратно на север - санями, прилет птиц - птицей, русалий - деревом, день выгона скота - конем. Дни, посвященные Матери-Земле, содержали древний, пришедший к нам из античности, символ Земли - крест в круге. Среди знаков старых календарей оказывается немало знаков связанных с личной жизнью хозяина. Ряд знаков не расшифрован (см. цветную вкладку).

Быт и нравы поморов нашли отражение в различных паремиях, например:

Кто в море не бывал, тот Богу досыта не маливался.

Пост - на вожжи у моря сиди.

Конь да мужик - вековой позорник (позориться - мучаться, испытывать большие трудности, связанные с отлучкой из дома), баба да корова - векова домова.

У поморов и саамов распространен обычай называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них.

Неуклюжую, похожую на распластанную жабу, рыбу рявчу, испускающую страшный рев, когда ее поддевают на уду, сушили и клали под постель, когда кто-нибудь занеможет от «колотья».

Поморы-староверы совсем не употребляли спиртного.

Вековой обычай поморов - не обижать сирот, отцов которых погубило море. Из всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай ставить после смерти в красный - Божий угол камень и веник. Потом этот веник сжигается.

Примета: если после венца молодые едут на свадебное застолье под меховым («шубным») одеялом - жизнь их будет безбедной.

В Поморье шейный вышитый платок - первый подарок невесты жениху, - его так и называют - «женихов платок».

Отмечается обычай мазать сватов глиной в случае получения отказа.

Если жемчуг, который носит женщина начнет тускнеть говорят, что ее ждет болезнь. Сам жемчуг заболевает - гаснет. Были в Поморье люди способные «лечить жемчуг».

Всегда было уважительное отношение к хлебу. Раньше в Поморье не встретишь ребятишек с куском хлеба. Выскочил кто-то из застолья, дожевывая кусок, - отец или дед: «Куды это кусовничать пошел, сядь наместо», да еще провинившемуся скажет: «Посидишь часок». И сидит, возразить не смеет. Хлеб нарезали только стоя «Ране хлебушко сижа не резали».

Никто не прикоснется к пище прежде, чем старший, дед или отец, не подаст к этому знак - постучит ложкой по краю миски или столешницы. Заканчивали трапеза так же.

Уху по мискам разливал повар - дежурный рыбак. Рыба подавалась отдельно на деревянном подносе. Уху начинали хлебать и рыбу «таскать» по знаку бригадира, он стучал ложкой по краю столешницы.

Поморский календарь существует в различных приметах. Считали, что на календарные праздники происходят «походы сёмги». «Так были походы-то. Вот на Ивановский поход. Потом на Петровский, потом в Ильинский, потом на Маковей поход 14 июля, потом на Преображение 19 августа. А потом к Третьему Спасу будет поход, потом на Богородицу, Сдвиженский, на Ивана Богослова, потом Покров Пресвятой Богородицы, Михайловский поход, последний поход - Митреевский на 9 ноября. Бедь море-то не закрыто, мужики-то ловят».

Отмечено существование поморской магии. Вовремя первого замёта на треску и селёдку бросали в море серебряные деньги. Вовремя шторма в море лили масло. После ледохода мыли лицо водой из моря. Мыть должен был другой человек. Его называли купальна крёсна/купаленка. По воспоминаниям золотичан, у многих купальной крёстной была Марфа Крюкова.

Уходя в море, брали с собой на хороший лов кулебяку (кулебяка - пирог с рыбой). В день проводов на стол клали буханку хлеба и солонку, которые оставляли до следующего дня. Рыбакам на тоню, чтобы не погибли, жёны давали с собой морской песок. В понедельник нельзя было выходить в море. Существовал запрет на участие в проводах беременных женщин. Если помор погибал, то его имя давали новорожденному «для продления рода». Лучше всего было начать лов тайно. Для хорошего улова брали с собой клык морского льва.

Среди персонажей низшей мифологии выделяются образы лешего и водяного. Леший (лешачиха) лесная ведьма, по представлениям золотичан, не имеет бровей, лица лешего не видно. Он может принимать облик родственника. Оберег от лешего - рябиновая ветка.

Поморская Сторона

МОСКОВСКИЙ ГОСДАРСТВЕННЫЙ СОЦИАЛЬНЫЙ НИВЕРСИТЕТ

ИНСТИТУТ СОЦИОЛОГИИ И СОЦИАЛЬНОЙ ИНФОРМАТИКИ

Реферат по этнологии.

Тема: «Поморы»

Москва, 2002

План

1. Краткая история поморья…………………………………………………….…………………………………..1

2. Культурные традиции и обычаи поморов…………………………………....…………………..2

2.1. Поморы…….………………………………………………………………….2

2.2. Контакты с Западом…………………………………..………………………….…………………………….2

2.3. Путешественники и торговцы………………………………………………………………………….3

2.4. Промысел поморов…………………………………………………….……………………………………...4

2.5. Обычаи, связанные с промыслом и водой……………………………….………………….6

2.6. Ладьи поморов……………………………………………………………………………………………………..7

2.7. Панка - деревянная кукла поморов………………………………………….……………………..9

2.8. Жилище поморов…………………………………………………………………………………………………9

2.9. Топонимы Поморья…………………………………………………………………………………………..10

2.10. Языковые особенности……………………………………………………..………………………………16

3. Поморы сейчас…………………………………………………………………………………………………………17

Краткая история Поморья .

В северо-восточной части Республики Карелия расположен Беломорский район. Граница района на востоке проходит по Белому морю.

Расположенные в устьях многочисленных рек, впадающих в Белое море, населенные пункты - город Беломорск, села Сумский Посад, Шуерецкое, Нюхча и другие - имеют многовековую историю.

Еще до славян на Русский Север переселились из Приуралья и Волго - Окского междуречья финно-угорские народы (для новгородцев собирательное название этих народов - чудь заволоцкая); емь - на берега рек Вага, Емца и примыкающей к ним части Северной Двины; пинь - на берега Пинеги; весь (вепсы) - на южное побережье Онежского озера; мень ("чудь белоглазая") - в низовья Северной Двины, на берега реки Мезень и восточные берега Белого моря; югра - в дельту Северной Двины; саамы - на берега озер Карелии и северо-западное побережье Белого моря. Часть теснимых новгородцами-ушкуйниками народов чуди заволоцкой переселилась соответственно: емь - в Финляндию, пинь - на приток Мезени - Вашку, мень - на реку Ижма (ижемцы и теперь отличаются от коми-зырян). Ассимиляция славян и вышеперечисленных народов произошла в Х-ХVI веках.

Более 5000 лет назад первыми после схода ледника Поморье заселили саамы (лопари, по-шведски - финны). Вероятно, это их предки оставили наскальные рисунки животных и быта людей каменного века на восточном берегу Онежского озера, на берегах реки Выг, на западном берегу Белого моря и Кий-острове. На островах Белого моря сохранились их ритуальные каменные лабиринты.

Первые славяне - жители Новгорода и северо-восточных княжеств появились на беломорских берегах еще в IX веке. С XIV в. письменные источники фиксируют на западном побережье Белого моря постоянные русские поселения, а сам край получает название "Поморье". Постепенно в Поморье шло формирование особой группы русскоязычного населения. Русские, заселившие прибрежные территории, в отличие от жителей центральной России, практически не занимались земледелием. "Помор", "поморец" - так, начиная с XVI века, стали называть людей, живущих на западном побережье Белого моря и ведущих морское промысловое хозяйство. Позднее они стали жить и у Баренцева моря. Сейчас обитают в прибрежных районах современных Архангельской и Мурманской областей.

Продвигаясь вперед и обживая незнакомые земли, они ставили укрепленные погосты - городки с гарнизонами. Погост обычно становился административным центром окружающих деревень, возле него строили приходские церкви и создавали кладбища. Под защитой укрепленных поселений поморы строят ладейный флот.

С XIV века растущее Московское княжество начало вести энергичную и умную борьбу за присоединение поморских земель, особенно после неудачной попытки захватить Двинскую землю силой в 1397 году. Центром борьбы стало Белозерское княжество, попавшее в зависимость от Москвы еще при Иване Калите. В Белозерье начали строиться монастыри - в 1397 году Кириллов, в 1398 году - Ферапонтов, затем Воскресенский-Череповецкий и многие другие. Монастыри, являясь верными проводниками политики московских князей и царей, были одновременно центрами просвещения, искусства и ремесел.

Новгородцы создают монастыри Архангела Михаила (ныне Архангельск) в XII веке, затем Николо-Корельский в устье Двины (Северодвинск), Антониево-Сийский на Северной Двине возле каменной крепости Орлецы, Спасо-Прилуцкий (XIV век) в Вологде и другие.

После захвата Великого Новгорода Иваном III Поморье стало государевой собственностью и было принуждено платить Московскому государству оброк деньгами и мехами. В конце XV века войска Ивана III завершили завоевание Русского Севера.

Культурные традиции и обычаи поморов.

Контакты с Западом были для поморов с глубокой древности обычным делом. Вольно или невольно связи с западными странами, знание европейских порядков и общение с европейцами поддерживали демократические традиции и даже в какой-то мере обосновывали их существование. Издавна большую роль в духовной жизни играла близость Русского Севера к Скандинавским странам. Одним из самых ярких примеров взаимодействия поморов и Запада является соседство и сотрудничество двух народов - поморов и «норвегов» - на море. Совершенно уникальное особое отношение русских с Норвегией, казалось бы, основывалось на одних только различиях, так как «норвеги» не понимали необустроенности северорусского быта, иррациональности в поведении поморов во время бури на море (они старались, чтобы их выбросило на берег), поморы не торопились окружить свой северный разум европейским комфортом и поражали норвежцев своим отношением к земле и к вере. Поморы были странниками, а норвежцы - рациональными пользователями в море, однако не зря их стали называть «русскими Скандинавии»: «русофильство норвежцев, доходящее до их “русоподобия”, абсолютно созвучно встречному “норвегофильству” (норманнизму) русской души. … Своеобразие северорусской морской культуры и заключалось в том, что в ней родовой образ матери сырой земли был перенесен на исходно чужую область пространства моря…»

Поморы издавна отличались особым религиозным чувством, совершенно отличным от крестьянского, - в них соединялись свободолюбие и смирение, мистицизм и практицизм, страсть к знаниям, западничество и стихийное чувство живой связи с Богом. Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне - рассудок, на другой - вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику…» .

"Море - наше поле", - говаривали поморы. На лов рыбы и за морским зверем местные жители на самодельных судах ходили на Мурман, Новую землю, достигали берегов Норвегии, останавливались на островах в Белом, Баренцевом и Карском морях. Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. "Вечными мореходами" метко окрестил их известный русский адмирал Литке.

Известные как покорители морей, удачливые промысловики, искусные судостроители, жители западного побережья Белого моря были и "торговыми людьми". На рынках Новгорода, Москвы, в портовых городах Норвегии и Швеции можно было встретить товары из Поморья: рыбу, соль, вываренную из морской воды, ценные моржовые клыки, слюду. Долгое время поселения на побережье являлись владениями Соловецкого монастыря, оказывавшего большое влияние на развитие края.

Жизнь, связанная с морем, морскими промысловыми сезонами, наложила отпечаток на культуру поморов. Их жилые и хозяйственные постройки, одежда, хозяйственный календарь, обычаи, обряды и даже речь - все имеет свои особенности. Сложился здесь и своеобразный психологический тип человека - помора, привыкшего к суровым климатическим условиям, к изменчивому, таящему опасности морю. Смелость, предприимчивость, открытость поморов отмечали многие путешественники и исследователи.

"Терский берег" - это традиционное название южного побережья Кольского полуострова. Постоянные промысловые рыболовецкие поселения русских поморов появились здесь в 14в. За столетия они создали своеобразную систему хозяйствования и взаимодействия с суровой природой Белого моря. Поморы - самобытная этническая группа. Многое в их традициях перекликается с обычаями соседних финно-угорских народов Севера - саамов и карелов.

Промысел поморов.

Особенность промысла (морская охота и собирательство) позволила поморами использовать практически без изменений ландшафт, доставшийся в наследство от древних угро-финских народов.

Одним из видов для многих поморских сел в начале века был тресковый, или иначе "мурманский", промысел. На него ходили поморы из многих прибрежных сел и деревень. Весной огромные косяки рыбы двигались с Атлантики на Мурман. Рыбный промысел возник на Мурмане в середине XVI века. В начале сезона треску ловили у побережий полуострова Мотка, который получил новое название - Рыбачий. В июле-августе промысел перемещался на восток, к Териберке. Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными промыслами на море, называли "промышленниками", независимо от того, кем они являлись: "хозяевами" (владельцами судов и станов) или их работниками. Промышленники, ходившие на Мурман, звались "мурманщиками". Завести промысловый стан на Мурмане могли лишь богатые поморы и монастыри. Рядовые мурманщики все необходимое им получали от "хозяев" и работали на промыслах обычно за 1/12 часть стоимости добытой продукции.

Отправлялись в путь в начале марта. Лов трески производился артелями. Четыре человека работали на судне - "шняке"; один (обычно подросток, у колян нередко женщина) трудился на берегу: варил пишу, очищал снасти от тины и готовил их к очередному запуску в море, заготовлял дрова. Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть (в несколько верст) - ярус. Это веревка со множеством ответвлений - бечевок с крючками на концах, на которые насаживалась приманка, чаще всего мойва. Ярус вынимался на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыба разделывалась; извлекалась печень для вытопки жира, остальные внутренности выбрасывались. Пока стояли холода, вся рыба шла на сушку - развешивалась на жердях, раскладывалась на камнях, а при потеплении - складывалась в скеи и посыпалась солью.

Помимо мурманской трески, у берегов Белого моря традиционно добывалась сельдь "беломорка". Она активно использовалась поморами в собственном хозяйстве (в том числе и на корм скоту!), а также продавалась архангельским промышленникам.

Отношение к воде у поморов было совершенно особым. И не случайно - вся жизнь села зависела от лова семги и добычи жемчуга. Известно, что и семга и раковина жемчужница могут жить только в идеально чистой воде. Поэтому в интересах поморов было сохранять свою реку. Да и сейчас вода в ней удивительно прозрачна.

В Варзуге рыбный промысел базировался на заходящей в реку семге, в Кашкаранцах - на сельди и треске. В Кузомени сосуществовали оба промысла. Из Кузомени и Кашкаранцев в некоторые годы ходили на торос - охотиться на морского зверя на льдах в окрестностях "горла" Белого моря.

Обычаи, связанные с промыслом и водой.

Существовала своя очень сложная система лова, связанная с жизненными циклами семги, заходящей в Варзугу, морской рыбы и морского зверя.

Обычай провожания реки во время ледохода, слова при переходе через ручей, благодарственные кресты за жемчуг, поклонение родникам и многие другие обычаи свидетельствуют об этом "культе воды". Воде поклонялись, вода кормила и лечила... Так, к примеру, уже традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море.

К местам лова также относились особо. На каждой тоне - избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей - стоял крест "на добычу" - чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне "сидели" семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека - благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка.

Тоня - место святое, приходить надо туда с чистой душой. Гости говорили в сенях: "Господи, благослови!" Им отвечали: "Аминь!" И только тогда следовало входить.

Специальные обряды посвящены уходу охотников на опасный зверобойный промысел. В церкви заказывали молебен "за здравие", пекли и давали с собой специальную пищу "ужну" и "тещник". Наличие особого названия и связь его с родовыми традициями ("тещник" пекла теща) скорее всего, свидетельствует о придаваемом этой пище ритуальном смысле.

Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают "белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку". Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя.

Примерно за километр от Собачьего ручья до сих пор нельзя разговаривать и смеяться, ходить туда можно только в первой половине дня...

Дорога на родник ухоженная, через лесные речки перекинуты мостики, то есть за состоянием источника следят. Считается неприличным ходить туда большими толпами, и группа должна состоять не более чем из двух-трех человек. Сам родник представляет собой небольшое озерцо с подводными ключами. Перед ним небольшой деревянный настил, чтобы удобно было зачерпывать воду. Рядом стоит крест исцелившихся (человек обещал поставить крест в случае выздоровления) и подставка с висящими на ней ковшами.

Интересно, что источник выполняет также гадательную функцию. По тому, как сильно бьют родники, пришедший узнавал о своем здоровье и здоровье своих близких.

Ключи были во всех деревнях. Раньше у только с родника пили. Из колодца стирать брали. Старики не пьют и сейчас из колодцев.

Ладьи поморов.

Как уже говорилось вся культура поморов связана с морем. Поморы строили судна. Ладьи - морские и речные суда Древней Руси - упоминаются в летописях наряду с кораблями.

Славянские ладьи достигали в длину двадцати, а в ширину трех метров. Управляли ладьей при помощи одного весла, расположенного по борту в корме. Изредка использовали парус. «Набойные» ладьи отличались малым весом и осадкой, допускающей прохождение через пороги. Для протаскивания через волоки ладьи снабжались катками и колесами. На сохранившейся с начала IX века фреске запечатлена русская ладья, движущаяся на колесах при развернутом парусе. «Воистину и посуху и по морю».

Северные ладьи несколько отличались от восточных. Изначально поморы строили два вида ладей: «заморскую» - торговую, на которой совершались дальние плавания на Балтику и в Северное море, и «обыкновенную» - для плавания в Белом море. Оба типа судов были плоскодонные, но отличались размерами и обводами корпуса, а также парусным вооружением. «Обыкновенные» ладьи строились, как и восточные, из цельного ствола дерева и наращивались бортами, но от восточных отличались тем, что имели сплошную палубу, не допускающую воду внутрь судна. Малая осадка позволяла близко подходить к неисследованным берегам. При плавании во льдах они не нуждались в специальных гаванях, чтобы укрыться от шторма или перезимовать.

При тяжелых обстоятельствах поморы вытаскивали ладьи на лед или на берег. «Заморские» ладьи в XIII - XV веках достигали в длину двадцати пяти и в ширину восьми метров.

Панка – деревянная кукла поморов.

Панка одна из редких деревянных кукол русских поморов. Вырезанная из цельного куска дерева, статичная мрачноватая и выразительная фигурка, напоминающая языческих идолов, своим происхождением связана с дохристианскими верованиями древних славян. В северных русских деревнях панка сохранилась до начала XX века уже как детская игровая кукла.

Жилище поморов.

Рассмотрим, какие были дома поморов на примере усадьбы обыкновенного крестьянина: дом-двор Третьякова из деревни Гарь, XIX век. В таких домах жилая часть очень маленькая. Как правило, одна большая комната, в которой находится печка, а оттуда проход на "кухню". В одной комнате и ели, и спали, и гостей принимали. Спали обычно на скамейке, которая находится практически по всему периметру комнаты. Реже - на печке, когда не топили. Дело в том, что дым при топке большой глинобитной печи поднимался под высокий сводчатый потолок, опускался на полки-воронцы, идущие по периметру всей избы, а затем вытягивался через резной дымарь на крыше. Это называется топить по - черному, поэтому и изба называется черная или курная. Дома были с очень узкими окнами. Это делалось для того, чтобы не было холодно. В такие узкие окна вставляли куски прозрачного льда. Он подтаивал и образовывал прочное соединение с бревнами.

Передняя, жилая часть дома на высоком подклете соединена сенями с массивным двухэтажным двором. На первом этаже находился хлев для скота, а на втором хранили сено, хозяйственный инвентарь, пряли пряжу, шили одежду, мололи зерно. Напротив дома находится амбар, построенный, как и дом, без гвоздей. Во входной двери прорезано отверстие специально для кошки: чтобы беспрепятственно могла зайти - мышей ловить.

Жизненный уклад, традиции этого морского народа, своеобразны и весьма любопытны. В традициях поморов было использовать для своих хозяйственных нужд подручные природные материалы, прежде всего дерево. Поморский мир едва ли не полностью был лишен металлических изделий. Скажем, знаменитая Успенская церковь XVII века в Варзуге сработана мастером Клементом без единого гвоздя, без единой железной скобы.

Топонимы Поморья.

В Поморье встречается очень много топонимов, обязанных своему образованию именно поморам. Рассмотрим некоторые из них.

На мысе Будрач в Кандалакшской губе и сейчас растет плющевидное растение, именуемое у поморов будра. Хибинские тундры в XVII веке назывались Будринскими, вероятно по этому растению.

Один из мысов в Внте-губе озера Большая Имандра назван Риснярк, по-русски - Вичаный наволок (от русского слова вица). В бассейне того же озера находится река Рисйок, название ее переводится на русский язык как Вичаная. На южном берегу Мотовского залива есть небольшая губка Вичаны. Но о чем говорит это название? Вероятно, в этой губке должны быть какие-то заросли, которые поморы бы назвали Вичаны.

В старые времена доски в корпусах поморских судов соединяли не гвоздями, а сшивали вицами - обработанными корнями можжевельника (для "шитья" крупных лодей применяли вицы из стволов молодых елочек высотой до двух метров, но такие лодьи шили на крупных верфях, подобных Соловецкой). Теперь ясно происхождение названий Вичаный наволок, губка Вичаны, а также и Вичаное озерко, и Вичаный ручей.

Можжевельник поморы называли вереском. Девять топонимов запечатлели этот кустарник. Названия, содержащие в своей основе слово верес, указывают, что около рек и озер, на наволоках и островах, в губах растет хороший материал для постройки судов: у Колвицкого озера находятся Верес-губа, Верес-тундра, Верес-наволок; Вересовая губа - заливчик на реке Туломе; на берегу озера Гремяхи между реками Туломой и Колой стоит гора Вересуайв - Вересовая вершина.

Заметили поморы, что особенно хорошая малина созревает на склонах одной из варак вблизи Колвицкой губы в Кандалакшском заливе - и назвали эту вараку Малиновая горка. Богатое морошкой болото стало Морошечным.

И топонимика Кольского полуострова имеет числовые названия. Если плыть на лодке от села Кандалакши в сторону Проливов, то как раз на полпути встретятся две луды - Большая и Малая Половинницы. Топоним Половинницы (изредка эти луды называют так), подобно дорожному знаку, оповещал поморов, что пройдено полпути. И это было особенно важно, когда основным движителем карбаса и лодки было весло, а при попутном ветре - парус. Значение топонима хорошо поймет тот, кому хоть раз приходилось идти на веслах против ветра километров двадцать.

Половинная гора, стоящая на левом берегу реки Вороньей, Половинный ручей - приток Чаваньги, Половинное озеро из системы реки Варзуги, вероятно, получили названия аналогично лудам Половинницам: располагались они на половине определенного пути первоназывателей.

Числительное один встречается в составе топонимов довольно редко (да и то не в чистом виде). В качестве примера можно привести название тони Одинчаха около Кандалакши. Рассказывают, что на этой тоне только первый замет был с хорошим уловом, а при повторных заметах невод приходил пустым. Таким образом, топоним предупреждал: мечи невод один раз, а если хочешь еще раз поймать рыбу - подожди.

А может быть, причина появления топонима кроется и не в этом. На дне губки Одинчиха находится несколько крупных камней, которые поморы называли одинцами. Возможно, по этим камням и дано название губке. И топоним является, как бы предостережением: невод мог зацепиться за камни - одинцы.

Река Чуда, впадающая в озеро Умбозеро, вытекает из каскада озер, носящих названия - Первое, Второе и Третье Чуда, или Чудозеро. В Иокангском заливе два острова носят названия - Первый Осушной и Второй Осушной (словом осушной поморы обозначали острова, соединяющиеся с материком при отливах).

Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо от того, был ли это крест по обету или просто мореходный знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.

Петр I в одном из путешествий по Белому морю (1684 г.) по пути в Соловецкий монастырь попал в сильную бурю. Корабль так трепало, что уже все находившиеся на нем считали себя погибшими. Только умение и сноровка помора- лоцмана спасли корабль. Петр, в благодарность, одарил лоцмана и собственноручно срубил крест и поставил его. В это же время Петр I срубил крест и в Соловках по случаю удачного прибытия.

Кресты по обетам устанавливали или в том месте, около которого произошло событие, или в другом, но с таким расчетом, чтобы его видели все. Так появились кресты на вершинах гор, на лудах и островах, подчас безымянных. А с появлением креста гора, остров, губка становились Крестовыми. Так получила название одна из высоких гор напротив Кандалакши. Действительно, эта Крестовая гора видна хорошо со всех сторон: с моря, с окружающих гор, из Кандалакши. Крестовые названия можно встретить как по побережью полуострова, так и внутри его. Например, саамское название перешейка в Экостровской Имандре Рысткуцкет в переводе на русский язык означает Крестовый перешеек.

Встречается несколько видов топонимов с основой крест. Есть и Крестовые острова, и Крестовая тундра, и Крестовая губа, и несколько Крестовых мысов, и Крестовский ручей, и Крестовская гора.

Интересно название мыса, лежащего между Нокуевским заливом и губой Савиха недалеко от мыса Взглавье. Называется он Ивановы Кресты. Крестов на этом мысу нет и в помине. Ф.П.Литке, описывая Лапландский берег в 1822-1823 годах, уже не застал их. Однако топоним свидетельствует о том, что кресты здесь были, и Литке подтверждает, что "раньше здесь стояло множество крестов".

В писцовых книгах Алай Михалков подробнейшим образом описывал все угодья, тони, покосы, реки, речки и ручьи. В описи Печенгской губы он сообщает, что "на реке на Княжой... бобры бьют". В перечне тонь Печенгского погоста упоминается Княж-озеро. В озере Экостровская Имандра одна из губ называется Княжой губой, а по ней - Княжий (Княжой) наволок. Пролив, соединяющий озеро Бабинская Имандра с озером Экостровская Имандра, опять носит название Княжая салма.

В озеро Бабинская Имандра впадает ручей Конгасыуй - по-русски Княжий ручей. В какой-то степени происхождение всех перечисленных названий зависит от слова князь. То ли в этих местах были промысловые угодья, принадлежащие какому-то князю, то ли он посещал эти места. И вовсе не обязательно этот человек должен быть князем, важно, что он был из "господ", обладал богатством и имел дружину.

О происхождении названия Княжая губа в Кандалакшском заливе сохранилось старинное сказание, записанное в 1565 году голландским купцом Салингеном.

Согласно сказанию, шведы, пришедшие в Белое море, были вынуждены скрываться от русских на острове Кузове в Кемской губе в становище, которое названо в связи с этим Немецким, а остров - Немецким Кузовом. Доведенные до отчаяния шведы попытались в пасмурную погоду при сильном дожде уйти восвояси через Кандалакшскую губу, но их настигли русские князья и в небольшой губке между Ковдой и Кандалакшей уничтожили. В честь победы русских князей над шведами залив был назван Княжой губой.

Значительная группа топонимов происходит из поморского наречия русского языка. В предыдущих главах мы довольно часто встречались с ними. В этой главе нам хотелось бы рассмотреть отдельные поморские слова, обозначающие некоторые географические понятия и части рельефа. Зашейками, поморы обозначали обычно часть озера у истока реки или водное пространство у устья. И если уточнить, то каждый исток реки или ручья, а в некоторых случаях и устье, - тоже зашеек.

Река Колвица берет начало из губы, называемой Зашеек, то есть Исток. Поселку Зашейку, что стоит вблизи истока- зашейка Нивы, передала свое имя Зашеечная губа озера Экостровская Имандра, на берегу которой и стоит поселок, а уж губа получила название по зашейку реки Нивы.

Станция Тайбола, находящаяся в 78 километрах к югу от Мурманска, а также порог Тайбола на реке Вороньей выше впадения в нее реки Умбы в своих названиях содержат старинное поморское слово тайбола, означаюшее перешеек между озерами, по которому можно было или проехать на оленьей упряжке, или перетянуть волоком лодку, карбас, шняку. Слово это заимствовано поморами из финского и карельского языков, где тайпале, тайвал переводится как дорога, путь. Например, порог Тайбола на реке Вороньей можно было обойти на лодке или карбасе только по суше, волоком. Об этом и сообщает нам топоним Тайбола. Много Тайбол разбросано по побережью полуострова: губа Малая Питькуля, лежащая вблизи Кандалакши, соединена с губой Большая Питькуля перешейком - Тайболой. Северная и Летняя (Южная) губыострова Ряшкова в Кандалакшской губе тоже соединены между собой Тайболой.

Последнее название еще не успело дорасти до микротопонима, хотя перешеек нередко старики называли - Тайбола на Ряшкове. В микротопонимах довольно широко используется поморский термин суземок, означающий густой хвойный лес.

Поморским термином луда обозначают обычно небольшие островки, обычно безлесные или с редкой растительностью, в сочетании с определенным словом (Крестовая луда, Киберенские луды, Седловатая луда и т. д.) или просто Луда, Лудка (островок Лудка при входе в Западную Нокуевскую губу, островок Лудка в устье Варзуги).

Отдельно стоящие в воде камни, вблизи берега, поморы называют отпрядышами, а несколько удаленные от берега - баклышами. Но баклышами нередко обозначают и небольшие гранитные островки. Термин отпрядыш живет только в микротопонимике, термин баклыш вошел в топонимику: островок Баклыш на входе в губу Порью, три островка Баклыш у входа в губу Рынду. Баклыши, на которые любили садиться бакланы, называют бакланами, или бакланцами. И это слово встречается в топонимике: остров Баклан, или Бакланец, около устья Вороньей, входящий в группу островков Вороньи Лудки.

Небольшие озерки поморы называли ламбинами. Этот термин по ходу книги уже встречался нам неоднократно в сочетании с другими словами. Однако он употребляется и самостоятельно. Например, через озеро, называемое Ламбиной, проходит река Каложная из системы реки Пиренги.

Мелкий галечник поморы называют арстник, но это название распространяется лишь на галечник размером не более грецкого ореха. Термин этот редок в топонимике. Примером может служить название небольшой губки Арешня, или Арешня-лухт, в губе Вочеламбина озера Экостровская Имандра.

А гальку крупнее арешника. зовут чевруй, или чеврай. Мыс Чевруй, разделяющий губы Сайда и Оленья в Кольском заливе, и мыс Чеврай, вдающийся в море у восточного конца Кильдинского пролива, сообщают своими названиями о наличии здесь крупной гальки.

Для обозначения юга поморы широко использовали слово летний. Север же обозначали словом зимний. Применение слова летний в качестве южный не следует путать с другим его значением - летнее становище. Например, озеро Летнее, соединенное ручьем с Нотозером, явно получило свое название как озеро летних становищ. Также и в губе Летней, лежащей к западу от устья Харловки, вероятно, первоназыватели бывали только в летнее время.

А вот Летние губы на островах Телячьем и Ряшкове и Летний (Карельский) берег в Кандалакшской губе названы по своему положению.

Как мы не раз упоминали, появились названия объектов по-разному. Одни были переведены с другого языка, то есть калькированы, другие - наоборот, использовались без перевода в другом языке (например, озеро Яврь, река Йок. Если перевести эти названия, то получится - озеро Озеро, река Река). Кроме того, немало названий типа Ручей, Озеро и т. п. присвоено объектам, весьма далеким от таких названии.

Несколько озер и рек названы Пахтой. Поморы так именовали отвесную скалу. В данном случае озера и реки расположены у хорошего ориентира - пахты или, как сказали бы поморы, под пахтой. И слово это еще не топоним, так же как и название одной из рек, протекающей вокруг пахты, а другой - вытекающей из озера Пахта.

У поморов и саамов распространен обычаи называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них. Например, между Малым и Большим Березовыми островами в Кандалакшской губе лежит небольшая корга, названная Борисовой в связи с тем, что здесь умер в лодке старый помор Борис Артамонович Полежаев, поехав ловить селедку.

Поморы сейчас.

Один из музеев поморской культуре находится в поселке Умба. Он существует уже 10 лет и располагается в деревянном доме, похожем на русскую усадьбу XIX века. Многие раритеты дарят музею местные жители. Чего здесь только нет: рыбацкие снасти и предметы быта, праздничные костюмы, и знаменитый терский жемчуг, отличавшийся высоким качеством и богатством цвета. Не случайно жемчуг, добитый в Кузомене и Варзуге, поморы поставляли в царские палаты и на патриарший двор. В коллекции музея - поморские лыжи, которые, в отличие от современных, не нужно было смазывать, катили при любой погоде или терский жемчуг и словарь наиболее употребительных саамских слов, составленный в прошлом веке помором Заборщиковым.

В этом году в утвержденном специально для переписи населения алфавитном справочнике появилась новая национальность - помор. И если прежде помором можно было себя только ощущать, то теперь это гордое звание можно носить совершенно официально. Индивидуальный код национальности - 208. Под номером один значатся русские. Всего же в перечне более 800 национальностей. Причем в замешательстве не только рядовые жители Архангельской области, но и сегодняшние коллеги самого знаменитого помора России Михайло Ломоносова. Павел Журавлев- начальник управления науки ПГУ «Большинство наших ученых считают, что помор - это не этнос, а субэтнос. Хотя, с точки зрения самосознания, поморы не называли себя ни русскими, ни норвежцами, а поморами». С одной стороны, национальность, какой бы она не была, сегодня не указывается и не учитывается нигде, кроме документов переписи. Но, с другой стороны, принадлежность к малым народам - это дополнительные рыбные квоты и право на специальные платежи за использование природных ресурсов.

А в заключение хочу привести мнение историка.

Русский Север с ХУ1 века носил название "Поморье". В его территорию входили земли, лежащие в бассейнах рек Северная Двина, Сухона, Онега, Мезень, Печора, но также Кама и Вятка. Поморские волости были в свое время независимы. Но, начиная с возвышения Москвы и создания централизованного российского государства, "добром и злом, силой и ласкою, - по выражению историка С. Ф. Платонова, - собирала Москва Северную Русь". Не лишено оснований предположение директора Института географии Российской Академии наук академика В. М. Котлякова: "И если бы республиканские и иные традиции не были бы жестоко подавлены в ХУ1 - ХУ11 веках Москвой, кто знает, может быть, вместе с русскими, украинцами и белорусами мы имели бы четвертую по счету восточнославянскую нацию - северороссов..."

Действительно, налицо были почти все признаки нации: общность территории с выходом к морю (Поморье); общность экономической жизни поморских уездов, волостей и городов; особые черты характера, психологического и духовного облика поморов; своеобразие северной культуры. Складывался северорусский язык, от которого нам остались в наследство местные говоры, диалекты и наречия, ставшие предметом тщательного изучения филологов, диалектологов и этнологов.

Вполне возможно, титул российских царей звучал бы так: "Великий государь, царь и Великий князь всея Великие и Малыя и Белыя и Северныя России самодержец и прочее, прочее, прочее". Но этого не случилось. Поморы - субэтнос.

Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера (религиозно-мифологическое пространство северорусской культуры). Архангельск, 1993. С. 155, 161.

Пришвин М. За волшебным колобком. Петрозаводск, 1987. С. 334-335.

Поморские (мезенские) обряды и обычаи.

В обрядности русских много общих или схожих элементов на территории всей России, но традиции северных крестьян все же отличаются от средне- и южнорусских. Даже на территории Мезенского уезда прослеживается много различий в тех или иных обычаях.
Произошло это потому, что Мезень и Вашка заселялись по-разному. Этнологическими экспедициями в наших местах обнаружены стоянки мезолита, "чудской город" II-I тысячелетия до н.э.; жило здесь финно-язычное население. Русскими наши земли были
заселены поздней - в ХII- ХVII веках, причем с севера мезенский край - славянами- потомками новгородцев, тесня многочисленную народность - "чудь заволоцкую". Верхняя Мезень с ее главным притоком Вашкой была заселена "пермянами" ("пермяками"), а в ХIII - ХIV веках - народом коми. Затем край контролировался ростово-суздальской властью, позднее - московской. Отсюда, по мнению историков, и возникли существенные различия в народном искусстве, обрядах и традициях между двумя районами поселения русских в бассейне реки Мезень: Мезенским (низовья реки) и Лешуконским, а также и внутри Лешуконии: в среднем течении реки Мезень и в районе реки Вашка. "Бросилось в глаза различие между народной культурой верхней и нижней Мезени. Разница буквально во всем: пении, репертуаре, обрядах, даже в узорах на вязаных вещах. Лешуконские узоры содержат в себе древний символ - свастический, корни которого уходят в древнюю Индию. Такое различие можно объяснить характером колонизации края: низовья Мезени ближе к новгородской культуре. Верховья Мезени подвергались ростово-суздальской колонизации, кроме того, там очень сильным оказалось влияние коми-зырян, которые внесли свой субстрат в культуру верхней Мезени. Местные жители сами пытались объяснить разницу пословицей: чуть немножко за рекой - народ совсем уже другой.
Мезенский край оказался на пути, с глубокой древности соединявшим Восточно - Европейскую равнину с Северо-Азиатской. Сначала им пользовались новгородцы, затем ростовцы, а после падения Новгорода московские князья использовали его для подчинения Югры, завоевания Казани и освоения Камы. До XVIII в. он оставался важнейшей артерией, по которой шло почти все движение русских промышленников на соболиные промыслы. Но после завоеваний Петра Великого Северный край несколько утратил свое торговое и хозяйственное значение. И поэтому не которая изолированность Мезени после спада экономического значения Севера способствовала "консервации" древнего быта, духовной и материальной культур

Андрей Леднев:

Связь картографии и показаний наших прабабушек несомненна: карты составлялись по описанием местных жителей (не могли геодезы в то время отмахать и промерить такие просторы). Так что, старые карты - это визуализация рассказов местных жителей: несовпадения с современными названиями на картах и даже местоположения поселений - это не ошибка картографов, это документ, вскрывающий то, что не успели отретушировать наши историки под современные реалии.

Обратите внимание на карты Ремезова, составленные до 18 века (в фотоальбоме "Поморье - ..."): мы всё ищем могилу Аввакумовского Федора около Мезени, а надо искать чуть выше Лешуконского у устья Ежуги, там, где и показал Ремезов Окладникову слободу 17-ого века (ниже по течению Лампожня, а не наоборот). Это уже в 18-ом веке окладники (налоговики) переехали поближе к Кузнецкой слободе.
Это, кстати, и объясняет загадочное положение загадочной же Слободы между Лампас (Лампожней) и Мезенью на многочисленных европейских картах 16-18 веков: Лампожня там где и положено быть - вблизи устья Мезени; Слобода, которая действительно была Окладниковой, но располагалась выше по течению у устья Ежуги до 18 века, и уездный град Мезень выше по течению при слиянии рек Вашка и Мезень (рядом с Лешуконское) до 18 века. Не забудем и град Югри на месте Чучепалы (на картах 16 века он еще показан).
Ну вот и понятно, почему Ручьи показаны в Атласе 1745 года: не потаённые были.
Еще по поводу Атласа 1745 года: на его составление были брошены лучшие европейские силы - Картограф Делиль и математик Эйлер (последний и разработал новые принципы проективной геометрии, работая над Атласом Российской Империи 1745 года). Причина столь пристального внимания к Атласу 1745 года понятна: это был первый опыт самостоятельного составления европейцами карт территории Московии и России (до этого они только перерисовывали с наших карт).
Пример разного названия одних и тех же населенных пунктов: д.Дорогорское поглотило четыре деревни: Попиралово (поповское оралово (пашня) - монастырская пожня (Монастырщина), Петухово, Бор и Дорогая Гора. Осталось только то, где стояла церковь. В 1710 году по переписи - Попиралово и Дорогорское, хотя в Атласе 1824 года (по-моему) на месте Дорогорское указано поселение Бор, которое ни по какой переписи не проходит.
Вывод: для картографов с 18 века считалось только то поселением и указывалось на карте, в котором стояла церковь. Нет церкви (в окладе) - нет для властей и поселения. Это к Ручьям: наличие Игнатьевского скита (в окладе) и двора в Ручьях послужило основанием указания на карте поселения Ручьи на месте Игнатьевского скита. Подтверждение этому: поселение Часовенка у устья Кулоя в Атласе 1745 года.
По поводу достоверности Атласа Российской Империи 1745 года:

Атлас начался создаваться еще при Петре и по его указу. Первый вариант Атласа, составленный Кириловым в 1734 году был уничтожен "в виду его неточностей" (380 печатных досок, подготовленных к печати были сожжены), обнаруженных Миллером. Поэтому Атлас 1745 года - гордость русской картографии, возрожденной под руководством европейской (немецкой) "точной" школы картографии.
Вероятно, в этот Атлас попало то, что немцы прозевали при своей корректировке Атласа:
1. Койда на лоциях поморов 18 века (содержание их я поместил в одноклассниках в группе "Край Мезенский..." в теме "Толковый словарь поморской говори") называется Кедов (а р.Кедовка Малая и Большая есть в Атласе 1745 года);
2. Селение Богородицкое, вероятно, так называлась Верхняя Золотица до известных событий 1743-1744 гг. по разгрому скитов староверов Зимнего Берега, Пёзы и Ижмы Печорской. Так же понятно. что Золотица стала прозываться Нижней Золотицей. Кроме того, селение Богородицкое показано и на более ранних картах европейцев;
3. Та же причина и почему в Ручьях остался один двор в 1745 году (странно, что остался (а может и был за год отстроен заново), т.к. Великопоженский и Пёзский скиты были полностью сожжены, а Ануфриевский скит тоже полностью разорен).

Кстати, в этом Атласе показана и Часовенка у устья Кулоя, откуда в Кузнецкую слободу была доставлена чудотворная икона Спаса Нерукотворного. Пока нашл из скаченного "Мезенский и Пустозерский уезды" из Немецкого варианта "Атласа Российской Империи" 1745 года. Там показаны Ручьи как поселение, а Мегра и Майда как устья рек, а Нижа как Нижняя Пережна:
http://history-maps.ru/pictures/max/0/551.jpg

Там же инфа о расположении уездного города Мезень на месте Лешуконское, при слиянии рек Удоры (Вашки) и Мезени.
Да в нашем знаменитом Атласе Российской Империи 1745 года (фото висит в фотоальбоме "Документы" нашей группы с 28 мая 2009 года) - гордости русской картографии до перестройки (в 90-е стало известно о картах Ремезова - 100 лет не вспоминали о них советские историки) картина полностью аналогична (немцы же рисовали для себя из нашего Атласа): Ручьи там как поселение - картинка та же, только названия по-русски.

Александр Худоверов:

Ручьи заселены с 1733 года, там семья всего одного старовера Юрьева, остальные его братья ещё живут в Золотице. Поэтому двор не остался, а выстроен новый. Золотицы обе существовали ещё в 16 веке, а название (сейчас посмотрел) было из-за храма Рождества Пречистой Богородицы. Каратели в 1745 годах не былвали ни в Золотицах, ни в Ручьях, ни даже в Игнатьевском скиту, так как все жившие здесь ещё в перепись 1717 года были записаны как раскольники. А экспедиции 1743-44 гг. касались только ПОТАЁННЫХ раскольников, кто ещё не записались в оклад. 1745 меня смущает достоверность. Селение Богородское вместо Верхней Золотицы. Перепись 1745 года указывает на Нижнюю и Верхнюю Золотицы, там и нашёл предков Юрьевых, но Богородского и рядом нет. Возможно, что при создании карты использовались данные этой переписи, тогда Ручьи и всплывают как деревня с ОДНИМ двором - маловероятно. Возможно, здесь отразили как поселение Игнатьевский скит... Почемуто и Койды, даже реки, нет.
...Готовлю материал, но впервые Мегра, как деревня, только на карте 1824 года, а Ручьи - и того позже.

1. Некоторые предсказания были опубликованы в, так называемых, "Оракулах" - книгах судеб и представляли собой одну из форм гадания, суть которой состоит в выборе конкретного вопроса и получении одного из возможных вариантов ответа на него. Это довольно известный способ гадания, при котором человек случайным образом выбирает страницу, на которой расположен ответ на его вопрос. - Наталья Дранникова.
2. Сколько не общаюсь с бабульками, почти все они вспоминают, что в их детстве читали-говорили-рассказывали про то как:
1. Всю землю покроют железные верёвки
2. Вода будет гореть
3. В небе полетят железные птицы
4. Красный петух всю Россию сожжёт (Большевики или лето 2010?)
5. и ещё много прочего повторяющегося...
Вопрос - это где то действительно было предсказано-написано? - Александр Худоверов.
3. А воротя пути, не хвалят.
4. А вот еловые ветки разбрасывают после выноса гроба только на Севере? Да и пол, кажется, надо сразу вымыть тому, кто не пошёл на кладбище провожать и готовит обед. - И мыть по правилам: Вдоль половиц от переднего угла к дверям. Однажды пришлось это делать самой...
5. А в Центральной России после Ильи нельзя купаться, т.к. конь в реку "сходил".
6. А еще свадьбу "ходили смотреть"! Целая церемония сборов на это мероприятие была. Шли от неск-х человек до кампании. В основном смотрели в окна. Видимо, они специально не занавешивались...
7. А мне всегда мама говорит, что учить заговорам может только мама - дочку, и то тайно, не рассказывая всем: в каждой семье - они свои, особенные. Чужие заговоры могут не помочь, а только навредить. Говорят, что тот человек, что заговаривает, с СЕБЯ силу отдаёт больному, так что лучше в индивидуальной переписке такое писать. И ещё главное: заговор надо выучить или переписать на бумагу САМОМУ, только тогда поможет...
8. А после того как родные уехали, пол в доме в этот день не моют.
9. А я часто кручусь (3 раза) между учениками с одинаковыми именами - загадываю желание; только рассказывать его нельзя никому, иначе не сбудется...
10. В баню поздно ночью ходить нельзя!!! А вот мы, городские, на даче, наоборот, поздно идём. Мама всегда ругает!!!
11. В Лешуконском тракторными санями дорогу перегораживали, тоже с выкупом. А в Мезени на второй день свадьбы блины крали.
12. Bодить круги - А.Д.Григорьев в своих дневниках описывает этот обычай: Bодить круги; в каждой мезенской деревне конца XIX века. Данная традиция имела огромное значение не столько как украшение праздника, сколько как сохранение обычного права и регулирования жизни деревни.Во-первых, семьи соединялись единый круг (общее единение деревни). Во-вторых, определяла и порядок регулирования межсемейных отношений: важна древность происхождения семьи, а следовательно, и знание устава жизнедеятельности деревни, а не количество злата-серебра в кармане и занимаемая государственная должность.Второй пункт очень важен для контроля со стороны местных жителей деятельности прибываемых и назначаемых государственных мужей: его жена и дочери "таскают хвост" и в этом нет ничего оскорбительного: дает понять им, что они сюда и поставлены, чтобы блюсти интересы именно этих жителей как составной части государства, а не наоборот.Вообще, обычное право - это длинная, но важная отдельная тема.
13. Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают "белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку". Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя.
14. В отличие от великорусской традиции поморы не ставили на могилы крестов. Большой резной крест «всех усопших» с религиозными надписями ставили посреди кладбища или у его входа. Одна из таких надписей на несохранившемся до наших дней большом кресте в селе Кулой (Пинежский район) гласила: «Вот дверь, за которой тайное становится явным, войдешь в нее, и откроется, не то что кажется, но то что есть». (pomorland.narod.ru)
15. В Поморье возрождают традицию своего летоисчисления. Праздник приходится на 13/14 сентября. В прошлом году отмечали 7514 год. В праздник происходит обряд посвящения в "зуйки". Самого молодого подростка берут в море на судно. Комментарий одной из родственниц такого "зуйка"-" Как не жалко-то!? Жалковато. РОстишь, рОстишь и тут нать отдать! Но надо же когда-то мужиком становиться!"
Но начало праздника всегда традиционное - "водить круги".Обычай "водить круги" женщинами - традиционная песенно-хореографическая форма: в шеренгу по три, держа за конец платки, соединяющие ряды, под протяжную лирическую песню шествие-хоровод движется по центральной улице, делая круг в конец деревни, не меняя порядка шествия."В старину ходили по фамилиям - рассказывает потомственная кимжанка Е.Г.Репицкая - шел порядок по фамилиям: первые-Паюсовы, вторые-Сафоновы, третьи-Семицкие.... Сейчас мы уже этого не придерживаемся.... Раньше почетнее было.....Очень богатый был род Дерягины. Да вот почему-то про них говорили: хвост таскают! Вероятно от долголетия фамилии. Какая фамилия появилась по порядку в деревне, так и шли. А Дерягины, последняя семья, что заселилась в Кимже, так последними хвост и несли. Хотя были очень богатые, очень знаменитые."
16. Деньги вечером взаймы не дают (копиться не будут), даже родным из семьи (на мелкие расходы) надо давать только утром.
17. Если кошка на печи лежит - к морозу.
18. Если на Новый год у тебя пусто в кармане- весь год проведешь в нищете А чтобы этого не произошло положите в карман денежку,когда будете встречать Новый год
19. Если новорожденный или малыш описался у Вас на руках. Гулять Вам на его свадьбе!
20. И мусор поздним вечером и ночью не выносят.
21. Когда приезжаешь в чужой дом и боишься там спать, то надо говорить:"Домовеюшка, приголубь. Домовеюшка, полюби." И спать будет хорошо.
22. Кот лапой умывается-гостей намывает.
23. Младенцев не показывали женщинам с карими глазами - Оприкосят.
24. Моя двоюродная сестра, будучи замужней женщиной, в Козьмогородском кашу поминальную рисовую впервые варила. Переживала - перед бабулями опростоволоситься не хотела, а получилось, как положено - крупинка к крупинке, рассыпчатая. Оплакивание видела не раз, а запомнилось особо,как тётя (я и не подозревала, что она так может) на похоронах мужа Причитывала. Это был традиционный "Плач" с нужными словами и интонациями, специально её этому вряд ли учили, думаю, запомнила так же от кого-то и Плакальщицу нанимать не пришлось, хотя, известно, что прибегали к помощи посторонних, если сами не умели, потому как это целый ритуал.
25. На поминальном обеде ели суп из одной миски. Также должна быть каша (рисовая?) и густой кисель.Раньше похоронную процессию никто не обгонял - плохая примета.
26. На похоронах были специальные "Плакальщицы".
27. Не мойтесь перед поездкой - смоете дорогу.
28. Нож на пол упал - мужчина придёт. Ложка или вилка упала - жди женщину. Если незваных гостей не ждёшь - постучи этим упавшим предметом по полу прежде, чем его поднимешь...
29. Оставить немытой посуду или неубранный мусор-ЧЕРТИ ЗАВЕДУТСЯ
30. Острые предметы (ножи, вилки, топорики) не дарят. А если и дарят, то берут за это символическую плату, хоть 1 коп.
31. От оприкосов
(Заговор)
С оприкоса. Ну значит, берется чистая вода, приносишь, как бы неначатая, ну в баночку или там в какую-то любую посуду, берется острый нож и значит, засекается, ну делается заговор на воду. Снчала как бы перекрещивают, перекрестывают три раза, а потом уже, значит:
Уроки, прикосы,
скатитесь, свалитесь
с рабы божьей Юлии,
от куль пришли,
туда и подите,
ко старому хозяину,
к хозяйке,
в пенья, в коренья,
в лесные деревья,
к кунице, к лисице,
под правую пельку,
которые слова переговорила,
которые не договорила,
все слова пристаньте.
которые слова переговорила,
которые не договорила,
все слова пристаньте.
которые слова переговорила,
которые не договорила,все слова пристаньте.

Все слова пристаньте. <сплевывает три раза через левое плечо>
Ну в общем, три раза делается этот заговор, вода закрывается <закрывает банку крышкой>, этой водой, допустим, пить, умываться, ну не вытирать как бы, допустим, себя. В бане иногда этой водой, потом как, поливают на себя, ну допустим, любой посудой, и прикос уходит, как.
32. Передача из Малых Корел напомнила об обычае переворачивать чашку вверх дном, когда закончил чаепитие.
33. Поморы - сдержанные, немногословные. Громкая речь среди поморов - явление редкое и признак крайнего раздражения.
34. Посидеть на дорожку.
Перед дорогой всегда молились. Но после суеты сборов собрать мысли воедино нелегко, поэтому, чтобы немного успокоиться присаживались на минуту.
Люблю я наш обычай православный;
В нём тайный смысл и в нём намёк есть явный;
Недаром он в почтенье у отцов,
Поднесь у нас храним в среде семейной;
Когда кто в путь отправиться готов,
Присядет он в тиши благоговейной,
Сосредоточится в себе самом
И, оградясь напутственным крестом,
Предаст себя и милых ближних Богу,
А там бодрей пускается в дорогу. (Пётр Андр. Вяземский)
35. После Ильина дня купаться не разрешалось? - Да, олень копыта намочил-вода становилась Постеп холодной
36. .Раньше, когда свадьбу "играли", то неприглашенные ходили смотреть на свадьбу. Женщины заходили в дом, а молодые их угощали, (обносили поднос с рюмочками, не пустыми.)
37. Свадебному поезду дорогу даже в Корелах уемская ребятня по-прежнему перегораживает. В Дорогорском, помню, бревно поперёк дороги клали и ни в коем случае обходить его нельзя было - откупались конфетами и "зельем".
38. Соль взаймы просить всегда - ПЛОХО. Дать, конечно, можно, но никогда не возвращать (не принимать обратно). Соль возьмёшь - слёз себе намоешь.
39. Соль рассыпается - к ссоре...
40. Сохраняются ли старинные обычаи и обряды на Севере? Я помню, что раньше в Мезени хоронили в первой половине дня и после обеда "не беспокоили" покойников на кладбище.(Начала "за упокой")
41. Чтобы не бояться покойника, при прощании нужно было прикоснуться его ног.
42. Что касается заговора от Оприкосов, свидетельницей была. Действительно металлическим ножом воду в чашке крестят. Только вода берётся крещенская для пущей пользы.
43. Чужому человеку деньги в руки давать нельзя, только положить на стол, иначе он через них у вас силу забирает и удачу. Денег вам всем побольше!!!
44. Передача из Малых Корел напомнила об обычае переворачивать чашку вверх дном, когда закончил чаепитие.
45. Любое дело под воскресенье надо закончить. Если работу оставят, придут семеро, запутают.
46. Чтоб узнать-как молодой человек будет относится к своей жене-незаметно подсуньте к его ногам кошку – приласкает - ласковый и будет, а отопнет.... (пин.)
47. У пинежанок оберег- булавка за поясом.
48. Когда в доме терялась какая-то мелкая, но нужная вещица, или документ, или что-то в этом роде, после безуспешных поисков моя мама начинала приговаривать: " Чёрт, чёрт, чёрт, (Или: Домовой, домовой...) поиграй, да отдай!". Искомое обязательно находилось, причём, в том месте, где искали неоднократно и безуспешно.
49. Мой племянник в свое время служил на Кольском полуострове. Однажды приболел и попал в госпиталь. Консультировавший его профессор, узнав, что парень родом из Пинеги, называл его не иначе, как "пинежским икотником".Есть такая молва, что на Пинежье запросто могут "навести икоту", т.е. порчу. - Татьяна Дружинина (Шумилова) (пин.)
50. У нас на паску в деревне качель вешали-больше нигде с таким не встречалась. - (пин.)
51. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ, КУПИТЬ-НЕ ГОВОРИ, ПОКА НЕ СДЕЛАЕШЬ ИЛИ НЕ КУПИШЬ - А ТО БОГ ПОСМЕЁТСЯ И НЕ ПОЛУЧИТСЯ (пин.)
52. ПОСЛЕ ОБЕДА В АМБАР НЕ ХОДЯТ.?
РЕБЕНКА ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ НЕ КРЕЩЕНОГО В БАНЕ ОДНОГО НЕ ОСТАВЛЯЮТ.
КОРОВУ С ГОЛЫМИ НОГАМИ И БЕЗ ГОЛОВНОГО УБОРА НЕ ВЫГОНЯЮТ И НЕ ОБРЯЖАЮТ
КОГДА НОЧЕВАТЬ ПРИХОДИШЬ В ЧУЖОЕ МЕСТО ИЛИ В ЛЕСНУЮ ИЗБУ-НУЖНО У ДОМОВОГО ПРОСИТСЯ
И В ЛЕС ИДЕШЬ ПО ГРИБЫ,ЯГОДЫ-НУЖНО ПРОСИТЬ ЛЕС БАТЮШКУ ПОМОЧЬ НАБРАТЬ,А ВЫХОДЯ-ПОБЛАГОДАРИТЬ ЕГО ЗА ГРИБЫ И ЯГОДЫ. (пин.)
53. Нельзя выносить мусор вечером (пин.)
54. Я помню, что нам купаться запрещали после 2 августа (Ильин день проходит и в реки заходить уже нельзя), а ещё в бане после 24.00 обдерихи хозяйничают, поэтому мыться надо до 24.00! - Наталья Семёнова. (пин.)
55. -А это вот последний сноп, его в старину-то оставляли на поле, и он назывался "борода". Завивали бороду-то - тоже песни - это точно на севере есть, в Мезенском районе... И справляли обжинки - праздник это был, праздник урожая."(Татьяна Васильева, фольклорист: т/к "Поморье")
56. Поморы-староверы совсем не употребляли спиртного.
Вековой обычаи поморов - не обижать сирот, отцов которых погубило море. Из всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай ставить после смерти в красный - Божий угол камень и веник. Потом этот веник сжигается.
57. У поморов и саамов распространен обычай называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них.
58. Хорошо известна поморская традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море.
К местам лова поморы также относились особо. На каждой тоне - избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей - стоял крест "на добычу" - чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне "сидели" семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека - благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка.(pomorland.narod.ru)
59. Расскажу про один поморский обычай.
16 лет назад я ездила на похороны своей свекрови под Архангельск. Удивительная,добрая женщина была. Иначе как Зина-голубушка меня не называла. Я её искренне любила. Очень тяжело переживала ее смерть. Не могла без слез смотреть на ее портрет. На кладбище,когда закопали могилу,нас,самых близких родных позвала в оградку двоюродная сестра мамы из д.РЁушеньга. Сказала,что мы должны отпустить маму домой,облегчить ее путь,не держать душу на привязи. Она дала нам всем по четвертинке куска хлеба с солью и сказала:"Нужно каждому из вас вырыть сбоку могильного холмика маленькую нишу. Обратиться к маме сказав:" Мама, у тебя дом свой,вот тебе хлеб-соль,нас не беспокой" и закопать кусочек хлеба в этой нише" ,что мы все и сделали. Вернулись домой. Поминали.Я очень плакала.Слезы просто не произвольно лились из глаз.Но это уже были другие слезы-слезы облегчения и светлой грусти. Я и сейчас плачу. Ни разу мама мне во сне не приснилась. Я не воспринимаю ее ушедшей. Мысленно с ней советуюсь.думаю как бы она посмотрела на тот или иной мой поступок. - Зинаида Погребная (Кушева)
60. В 1964 году в деревне Рикасиха Приморского района хоронили бабушку моего мужа Кушеву (Багрецрву) Анну Федоровну. Родом она была из д.Лявля. За поминальным обедом ели новыми ложками.(Вилками на поминках не пользуются. Затем все эти ложки раздали. Прошло много лет. Нет - нет и попадет за обедом старая поминальная ложка. Невольно вспомнишь за едой бабушку и помянешь добрым словом. Этот обычай я наблюдала не однажды. Очень хороший обычай. - Зинаида Погребная (Кушева)
61. На Иван-день (Ивана-Купалы) не раз в детстве с бабушкой ходила за (на севере обычно берёзовые) вениками. Делался каждому члену семьи с цветами. Обязательно топилась баня, все парились и эти веники в тот же день относились на речку и бросались в воду. Примета была - если веник поплывет, значит, в текущем году всё будет хорошо. Если утонет сразу - вероятно, умрёт или сильно болеть будет.На моей жизни один раз сразу утонул, и это сбылось. После Иван -дня разрешалось купаться и заготавливать веники на зиму. - А. Буняк (Прокшина)
62. Чтоб узнать-как молодой человек будет относится к своей жен: незаметно подсуньте к его ногам кошку – приласкает - ласковый и будет, а отопнет.(пин.)
63. ЕСЛИ ХОЧЕШЬ ЧТО-ТО СДЕЛАТЬ, КУПИТЬ - НЕ ГОВОРИ, ПОКА НЕ СДЕЛАЕШЬ ИЛИ НЕ КУПИШЬ, А ТО БОГ ПОСМЕЁТСЯ И НЕ ПОЛУЧИТСЯ. (пин.)
64. ПОСЛЕ ОБЕДА В АМБАР НЕ ХОДЯТ.?
65. РЕБЕНКА ПОСЛЕ РОЖДЕНИЯ НЕ КРЕЩЕНОГО В БАНЕ ОДНОГО НЕ ОСТАВЛЯЮТ.
66. КОРОВУ С ГОЛЫМИ НОГАМИ И БЕЗ ГОЛОВНОГО УБОРА НЕ ВЫГОНЯЮТ И НЕ ОБРЯЖАЮТ
67. КОГДА НОЧЕВАТЬ ПРИХОДИШЬ В ЧУЖОЕ МЕСТО ИЛИ В ЛЕСНУЮ ИЗБУ, НУЖНО У ДОМОВОГО ПРОСИТСЯ
И В ЛЕС ИДЕШЬ ПО ГРИБЫ, ЯГОДЫ, НУЖНО ПРОСИТЬ ЛЕС БАТЮШКУ ПОМОЧЬ НАБРАТЬ, А ВЫХОДЯ, ПОБЛАГОДАРИТЬ ЕГО ЗА ГРИБЫ И ЯГОДЫ. (пин.)
68. На Святки мы с бабушкой гадали. Не афишируя. Вообще всё было закрыто. Воск лили. Бумагу жгли и потом тень на фоне печи разглядывали, спорили горячо, кто что видит. Пекли всякие вкусности, включая козули. Играли в карты. Варили кофе в самоваре. Принимали гостей, которых ежедневно была тьма. С ровесниками кудесили, озоровали. И никогда не делали зла. Двоюродная бабушка Анна была колдуньей, знахаркой, как там ещё... Она лечила заговорами и обрядами, в том числе и меня разок или два. Никогда в моем роду не было религиозного фанатизма, хотя веру держали крепко, но - без болтовни. Вообще не выпячивали. Никогда не обсуждали. - Сергей Коткин.
69. В ПОНЕДЕЛЬНИК в МОРЕ не ходи - и мы,даже за дровами в РЕКУ в этот день не выходили... - Коля Таранин.
70. В 1964 году в деревне Рикасиха Приморского района хоронили бабушку моего мужа Кушеву (Багрецрву) Анну Федоровну. Родом она была из д.Лявля. За поминальным обедом ели новыми ложками.(Вилками на поминках не пользуются. Затем все эти ложки раздали. Прошло много лет. Нет - нет и попадет за обедом старая поминальная ложка. Невольно вспомнишь за едой бабушку и помянешь добрым словом. Этот обычай я наблюдала не однажды. Очень хороший обычай. - Зинаида Погребная (Кушева).
71. Банное гостеприимство: Странник-гость, явившийся из нечистого пространства внешнего мира, обязательно должен был омыться, очиститься от дорожной скверны. Баня превращалась для путника в сосуд, наполненный мертвой и живой водой, омывшись которой он умирает и возрождается новым, «чистым» человеком. (сев.)
72. «Нельзя селиться там, где раньше дороги были. Там покойников таскали - будут чудиться» (фиинно-угор.)
73. В Олонецкой губернии во время празднования Масленицы «устраивается настоящее сражение, известное под невинным названием “игры в мяч”. Состоит эта игра в следующем: в последний день масленицы парни и семейные мужики из нескольких окольных деревень сходятся куда-нибудь на ровное место (чаще всего на реку), разделяются на две толпы, человек по тридцать каждая, и назначают места, до которых следует гнать мяч (обыкновенно сражающиеся становятся против середины деревни, причем одна партия должна гнать мяч вниз по реке, другая вверх)… Необыкновенный азарт этого русского “лаун-тенниса” объясняется тем, что проиграть партию в мяч считается большим унижением: побежденных целый год высмеивают и дразнят, называя их Киловниками” - очень обидная и унизительная кличка, обозначающая верх презрения. Ритуальный «футбольный» поединок, завершавшийся кулачным боем, строился на противопоставлении «верха» и «низа» реки, которое определяло «враждебный» характер отношений между жителями верхнего и нижнего концов деревни, между деревнями, расположенными в верховьях и низовьях реки («верховские» и «устьяне»). «Враждебность» речного верха и низа воплощалась не только в действенных, но и в словесных поединках, включавших взаимные оскорбления, осмеяния, уничижение.“
74. У бабушки в печурке всегда лежал чулок с золой. Если у кого-нибудь заболит горло, то "грелка" всегда готова... - Н. (Филиппова) Татти
75. В семик-день веника не рядят,
Не парятся в парной паруше,
Нечистого духа не смывают,
Опосля Удилену не кличут:
„Матушка ржаная Удилена,
Расчеши солому – золото волос,
Сдобри бражкой, патокою колос...“
Н. Клюев. 1919: 251
76. Многие церкви, с основания которых начинались поселения, ставились на местах, куда приплывало спущенное на воду бревно (древний обычай – жребий, известный у народов Северной Европы) Другой функциональный синоним веника – венок известен как средство для гаданий о судьбе на Троицу (Е.Л. Березович)
77. В Великий четверг на страстной неделе совершали обрядовую «окличку» мертвых. «В этот день рано утром жгли солому и кликали мертвых» (Стоглав, 1890, с. 193). Тогда же хозяйки кликали скотину по именам в печную трубу. Но в этот же день «окликали» Мороз с приглашением его на трапезу и просьбой не бить урожай
78. Убиваться по умершим сверх меры не очень приветствовалось. Море должно было брать свою дань, хоть в прямом смысле, хоть в переносном. И за это море не корили. Был случай, когда мать бога прокляла. - С. Коткин.
79.
1 МАРТА - ЯРИЛИН ДЕНЬ

Начинался март Ярилиными днями.

Ярило - языческий бог солнца древних славян.

От Ярилы земля нагревалась - «ярилась».

После Крещения цыган шубу продаёт, а морозов жди на Афанасия-пучеглаза, на Федора-тирана (тирона) и Маремьяну-кикимору.

В средневековой Руси в этот день встречали Новый год, и традиция не работать 1 марта сохранялась до XIX века.

Если с первых дней весна разгульна, незастенчива - обманет. Ей верить, что себя проверить.

В этот день говорили: «Ярила - с вилами», то есть Ярило вздевал зиму на свои вилы - солнечные лучи - и начинал ее прогонять.
В народе говорили: «Поднялся Ярило, берись, мужик, за вилы».

Ярило был не только богом солнца, но и богом плодородия, а потому беременные женщины в этот день старались погреться на солнышке, чтобы получить силы выносить ребенка.
А бабки-повитухи топили в доме полуденный снег, умывались талой водой и руки мыли, чтобы чистыми стать да ребенка принять.

В этот день, если ночью нападал снежок, матери посылали ребятишек размести дорожку к колодцу да мостки на пруду и реке.
Верили, что это счастье в дом принесет, а детям здоровье даст.

С этого дня начинались девичьи Ярилины хороводы.

Молились о «прогнании лукавых духов», а также «откупались» от болезней и несчастий.
«Откупной» обычай восходит к дохристианским временам, когда полагалось выдавать жертву богу Велесу. Доныне он сохранился в купальских ритуальных действах.

Откуп совершался с помощью серебряного предмета (монеты, ложки и т.д.) – из металла, наделенного издревле способностью изгонять злых духов, насылающих хвори и беды.
Однако в ход шли и другие вещи, вплоть до самых обыденных.
«Откупной» предмет полагалось с особыми заговорными словами оставить на кладбище, перекрестке или просто на дороге.

Именно поэтому существовал строгий запрет поднимать что-либо с земли, а особенно – в перечисленных местах.
Иначе можно стать «перекладь-душою», то есть взять на себя то, от чего откупался хозяин вещи.
Кое-где этот запрет распространялся даже на случайно упавшие в избе предметы из домашней утвари, куски пищи и т.п.

Когда на Руси укоренилось христианство, о «прогнании лукавых духов» стали молиться преподобному Маруфе.
В память о том, что на эту дату приходится самоубийство Иуды, народная культура сформировала целый ряд ограничений не только на этот день, а на все времена:

– не брать соль из солонки пальцами;
– не макать кусок хлеба в солонку;
– не класть ложку «дном кверху» (что возможно лишь за поминальным столом);
– не усаживать за стол 13 человек. - (Н. Кордумова)
80. 2 МАРТА - ФЕДОР ТИРОН. МАРЕМЬЯНА КИКИМОРА,

КОНЕЦ ЗИМНИХ СВАДЕБНЫХ НЕДЕЛЬ.

На Руси этот день носил двойное название - по имени святых, чья память отмечалась 2 марта.
Это великомученик Феодор Тирон, живший в начале IV века, и праведница Мариамна, сестра апостола Филиппа.
Тирон (воин) отказался принести жертву идолам, за что его бросили в темницу на голодную смерть и сильно истязали.
Был сожжён на костре за веру Христову в 306 году.

Его почитают как защитника людей, живущих по Заповедям Божьим.

Как это часто случается, русский народ «превратил» Тирон в тирана, который вовремя одумался и стал защищать людей.
Ему молились о розыске украденных вещей и бежавших рабов.

Но украденные вещи умели находить и при помощи особых гаданий.
Так, когда хотели узнать имя вора, брали решето, втыкали в него ножницы, в кольца ножниц вдевали указательные пальцы рук и держали решето на весу, при этом произносили имена подозреваемых лиц.
Если решето при упоминании какого-нибудь имени поворачивалось, это был знак того, что именно этот человек украл известную вещь.

Маремьяну же русский народ и вовсе представлял кикиморой, а не земной женщиной.
С другой стороны, именно к святой праведнице Маремьяне народ обращался с просьбой защитить от проделок кикиморы.
Кикимора, по мнению крестьян, больше всего вредила бабам, занимавшимся прядением и ткачеством: она обожала путать им пряжу и разматывать клубки, ломать кросна.

В народе существует особый рассказ о происхождении кикимор:
«Живет на белом свете нечистая сила сама по себе. Ни с кем-то она, проклятая, не роднится: нет у ней ни родного брата, ни родной сестры.
Нет у ней ни родимого отца, ни родимой матери, нет у ней ни двора, ни поля, а пробивается, бездомовая, где день, где ночь.
Без привету, без радости глядит она, нечистая, на добрых людей: все бы ей губить да крушить, все бы ей на зло идти, все бы миром мутить.
Есть между ними молодые молодцы, зазорливые. А и те-то, молодые молодцы, прикидываются no-человечью и по-змеиному.
По поднебесью летят они, молодые молодцы, по-змеиному, по избе-то ходят они, молодцы, по-человечьи.
По поднебесью летят, на красных девушек глядят, по избе-то ходят, красных девушек сушат.
Полюбит ли красну девицу-душу, загорит он, окаянный, змеем огненным, осветит он, нечистый, дубровы дремучие.
По поднебесью летит он, злодей, шаром огненным; по земле рассыпается горючим огнем, во тереме красной девицы становится молодым молодцем несказанной красоты.
Сушит, знобит он красну девицу до истомы. От той ли силы нечистые зарожается у девицы детище некошное.
С тоски, со кручины надрывается сердце у отца с матерью, что зародилось у красной девицы детище некошное.
Клянут, бранят они детище некошное клятвой великой: не жить ему на белом свете, не быть ему в урост человечь, гореть бы ему век в смоле кипучей, в огне негасимом.
Со той ли клятвы то детище заклятое, без поры, без времени, пропадает из утробы матери.
А и его-то, окаянного, уносят нечистые за тридевять земель в тридесятое царство.
А и там-то детище заклятое ровно чрез семь недель нарекается Кикиморой.
Живет, растет Кикимора у кудесника в каменных горах.
Поит-холит он Кикимору медяной росой, парит в бане шелковым веником, чешет голову золотым гребнем.
От утра до вечера тешит Кикимору кот-баюн, говорит ей сказки заморские про весь род человечь.
Со вечера до полуночи заводит кудесник игры молодецкие, веселит Кикимору то слепым козлом, то жмурками.
Со полуночи до бела света качают Кикимору во хрустальчатой колыбельке.
Ровно через семь лет вырастает Кикимора.
Тонёшенька, чернёшенька та Кикимора, а голова-то у ней малым-малёшенька со напёрсточек, а туловище не спознать с соломиной.
Далеко видит Кикимора по поднебесью, скорей того бегает по сырой земле.
Не старается Кикимора целый век, без одежи, без обуви бродит она лето и зиму.
Никто-то не видит Кикимору ни середь дня белого, ни середь тёмной ночи.
Знает-то она, Кикимора, все города с пригородками, все деревни с приселочками; ведает-то она, Кикимора, про весь род человечь, про все грехи тяжкие.
Дружит дружбу Кикимора со кудесниками да с ведьмами.
Зло на уме держит на люд честной.
Как минут годы уречённые, как придет пора законная, выбегает Кикимора из-за каменных гор на белый свет ко злым кудесникам во науку.
А и те-то кудесники люди хитрые, злогадливые; опосылают они Кикимору ко добрым людям на пагубы.
Входит Кикимора во избу никем не знаючи, поселяется она за печку никем не ведаючи.
Стучит, гремит Кикимора от утра до вечера, со вечера до полуночи свистит, шипит Кикимора по всем углам и полавочной.
Со полуночи до бела света прядет кудель конопельную, сучит пряжу пеньковую, снует основу шелковую.

На заре-то утренней она, Кикимора, собирает столы дубовые, ставит скамьи кленовые, стелит ручники кумачные для пира неряженого, для гостей незваныих.
Ничто-то ей, Кикиморе, не по сердцу: а и та печь не на месте, а и тот стол не во том углу, а и та скамья не по стене.
Строит Кикимора печь посвоему, ставит стол по-нарядному, убирает скамью запонами шидяными.
Выживает она, Кикимора, самого хозяина, изводит она, окаянная, всяк род человечь.
А и после того, она, лукавая, мутит миром крещеныим: идет ли прохожий по улице, а и тут она ему камень под ноги, едет ли посадский на торг торговать, а и тут она ему камень в голову.
Со той беды великие пустеют дома посадские, зарастают дворы травой-муравой».
На Маремьяну на вечерней заре заговоры против кикимор произносят.
Для изгнания кикимор из дома заговоры надо произносить не только 2 марта, но и 17 марта - в день, который так и называется - Кикиморы.

В этот же день девки еще и гадали - выходили на улицу и смотрели: если идёт женщина, значит, та, которая гадает, замуж в этом году выйдет.

Какая погода в этот день такому и лету быть.
На Фёдора ворона начинает строить гнездо.

Народные приметы запрещают вечером смотреть на небо, поскольку увиденная падающая звезда может означать тяжёлую болезнь и даже смерть.

В этот день полагалось перемыть кухонную утварь раствором с настойкой из корней папоротника.
Вымести дорожку перед домом от крыльца к колодцу, или перекрёстку.
Выбросить, разбив, посуду с трещинами и сколами, сжечь ветхую одежду и прочий хлам, обойти дом с факелом.

Продолжение масленичной недели:
среда - ЛАкомки. В этот день зять приходил к тёще на блины.
Кроме зятя тёща приглашала и других гостей.

На ЛАкомки, в среду, тёщи приглашали своих зятьев к блинам, а для забавы любимого зятя сзывали всех своих родных.
В Туле тёщи для зятя пекут еще блинцы, оладьи и творожнички.
В Нерехте бывает съезд из деревень девиц, молодых и пожилых, где они, в праздничных платьях, катаются отдельно от мужчин. Насмешливый русский народ составил несколько песен о заботливости тещи при угощении зятя.
Эти песни вечером поют холостые, с разными олицетворениями.
Здесь наряженный медведь играет разные фарсы, «как тёща про зятя блины пекла-как у тёщи головушка болит-как зять-то удал тёще спасибо казал».
Из книги "Сказания русского народа,собранные Иваном Петровичем Сахаровым":

ЯРИЛО - С СОХОЙ-БОРОНОЙ

Говорят, в этот день можно увидеть вылет бабочек-крапивниц.

Почитали птичку-овсянку - зобок у нее желтоватый, хребетик зеленоватый. Вестницей скорого тепла слыла она.
Маленькая же птичка овсянка возвещала веселым чириканьем наступлением весны.
Ярило в этот день брался за соху и борону, проверял, готовы ли они к весне.
С этого дня у кузнецов прибывало работы - крестьяне несли им чинить рабочий инструмент.

В этот день не было от Ярилы укрытия снегу, топил он его, не жалея сил.
В народе говорили: «Много снегу - много хлеба; много воды - много травы», «Снегу надует - хлеба прибудет; вода разольется - сена наберется».

В этот день пекли овсяное печенье - овсянники.

Овсянники
400 г овсяной муки, 400 г пшеничной, 250 мл. подогретого молока, 300 г сахара, 1 столовую ложку картофельной муки, 2 чайные ложки соды, 200 г сливочного масла, размешать, раскатать, вырезать большой рюмкой «печенюшки», испечь.

Четверг – «разгуляй-четверок» или «широкий четверг».
Масленичные гуляния достигают своего апогея.
Устраивается масленичный поезд (известный также и в западноевропейском карнавале), объезжающий во главе с виновницей торжества все село.
Во славу Перуна весь день происходят кулачные бои, которые в окончание празднества на этот день завершаются взятием снежного городка.
Из книги "Сказания русского народа собранные Иваном Петровичем Сахаровым":

В широкий четверг начинается масленичный разгул: катанье по улицам, разные обряды и кулачные бои.
В Переславле-Залесском, Юрьеве Польском и Владимире возят по улицам мужика.
Для поезда выбирают огромные сани, утверждают в средине столб, на столбе привязывают колесо, на колесо сажают мужика с вином и калачами.
За этими санями тянется поезд с народом, который поет и играет.

В старину в Зарайске возили на санях дерево, украшенное лоскутами и бубенчиками в сопровождении народа.
В Архангельске прежде мясники возили быка по городу на огромных санях, к которым прицеплялся поезд с народом.

В Ярославле с четверга начинают колядовщики петь Коляду.
Там фабричные ходят по домам с бубнами, рожками и балалайками для поздравления с праздником: «Прикажи, сударь-хозяин, Коляду пропеть».
За колядские песни колядовщиков угощают пивом и награждают деньгами.

В Сольвычегодске на мирскую складчину варят пиво.
Братчина, разгульный народ, сходится в назначенное место пить пиво и петь песни.

В Сибири МАсленица возится на нескольких санях, на которых устраивается корабль с парусами и снастями.
Здесь усаживаются люди, медведь и честная МАсленица.
Сани, запряженные в 20 лошадей, возят МАсленицу по улицам в сопровождении поезда песенников и шутов.

Кулачные бои начинаются с утра и продолжаются до вечера.
Сначала начинают бои сам на сам, один на один, а потом уже стена на стену.
В кулачных боях прежде принимали участие все возрасты; но ныне они находят редких поборников и только одни мальчики напоминают о старых потехах.

В XVIII столетии Москва видела три царственные увеселения на МАсленице.
В 1722 году, после Нейштадт-ского мира, Великий Петр снарядил МАсленичный поезд из Всесвятского села чрез Тверские Ворота прямо в Кремль.
Празднество продолжалось четыре дня.
Императрица Елизавета Петровна открывала МАсленицу в селе Покровском. Императрица Екатерина II , после своей коронации, справляла на МАсленице трехдневный маскарад на городских улицах.

День этот в народе называется так по имени апостолов Архиппа и Филимона.

Народные приметы на этот день:

На Федота снежный занос - к поздней траве.

Если в этот день в лесу встретить белого зайца – снег обязательно выпадет еще.

Чайка пролетела – скоро лед пойдет.

4 марта в крестьянских домах привечали сирых да убогих, с радостью принимали нищих, угощали их на славу.
Считалось, что чем больше сделаешь добрых дел в этот день, тем лучше.

Пекли каравай, посвящали его солнцу, и затем по кусочку давали съесть всем домашним, соседям, и обязательно пришедшей в дом нищей братии.
Оставшиеся хлебные крошки бросали за спину.
Верили: кинешь хлеб-соль назад - по осени с хлебом будешь.

Об искусстве выпечки хлеба народ сложил такие поговорки:

Поколе хлеб в печи, не садись на печь, испортится.

Если под печью лежит голик (веник) или сидит лягушка, то хлебы испортятся.

Когда один хлеб вынут раньше прочих и разрежут, то все хлебы испортятся.

За ужином хлеба не починать, не спор будет.

Когда солнышко закатилось, новой ковриги не починают, нищета одолеет.

Когда хлеб печется, не мети избы: спорынью выметешь.

Сажая хлебы в печь, подымай подол, приговаривая: «Подымайся выше!»

Каравай хлеба начинай резать с головы (с края, который несколько « повыдался »).

«С древнейших времен пришел к нам каравай, - пишет в одной из своих книг В. Побочный.
- В старину его называли черепенником.
В языческое время он считался священным пирогом.

В.И. Даль упоминает о старинном свадебном чине каравайника. В наше время каравай стали готовить из творога, лапши, капусты, пшена.
Масленица:

Пятница - "тёщины вечерки"

Из книги "Сказания русского народа, собранные Иваном Петровичем Сахаровым":

На тёщины вечерки зятья угощают своих тёщей блинами.
Приглашения бывают почётные, со всею роднёю, к обеду, или запросто, на один ужин.
В старину зять обязан был с вечера лично приглашать тёщу, а потом, утром, присылать нарядных зватых.
Чем более бывало зватых, тем теще более оказывалось почести.
Дружко или сват приглашались к таким нарядным позывам и за свои хлопоты с обеих сторон получали подарки.
83. 5 МАРТА - ЛЕВ КАТАЛЬЩИК, КОРНИЛИЙ

Уже к этому времени появляются ранние проталины на полях, говорили: «Как ни злись метелица, все весной повеивает».

День этот в народе назван так по имени преподобного Льва, епископа в городе Катане на Сицилии.
Поскольку сицилийский святой был далек от русского народа, то крестьяне переименовали его в Льва Катальщика, и устраивали в этот день катания с гор.
Считалось, что кто дальше скатится, тот счастье свое продлит.
Говорили: «Зима на исходе - торопись на санках накататься досыта».
Шансы умереть, по народной примете, значительно возрастают у тех, кто занедужил 5 марта, в день памяти преподобного Корнилия Псково-Печерского.
Вероятно, причиной возникновения дурных предвестий, связанных именно с этим днем, послужила трагическая участь самого Корнилия, который был убит Иваном Грозным у ворот Псково-Печерской обители.

Если в этот день курочка водички у порожка напьется, то быть весне дружной и теплой.

В это время бывают ветры: «Харитонова жена под тыном шла, семьсот рубах нашла, ветер подул - все рубахи раздул».

Исстари ведется на Руси предание, что на Льва Катанского нельзя глядеть на падающие звезды с неба:
«Худая примета заляжет на душу того, кто завидит падающую звезду - она предвещает худое».
Пренебрегающие старыми приметами, увидев падающую звезду, говорят: «Маньяк полетел». Маньяками называли падающие звезды.
Встарь эти звезды известны были под именем белых путей. Так они записаны в наших летописях под 1385 годом.
У поселян падение звезд почиталось зловещим; от него отговариваются словами: «Аминь! Рассыпься!»
В некоторых местах они почитались за духов, посещающих женщин в отсутствие мужей их.

Считалось, что если кто заболеет в этот день, то или долго проболеет, или умрёт.
Такому больному клали под мышки по ломтю хлеба и замечали: если к утру хлеб засохнет, то больной непременно умрёт.

В этот день надо было тайком взять из кузни огня (углей) и нести его в поле.
Огонь этот скреплял союз земли и сохи-бороны, грел будущие всходы, давал земле плодородие.

Масленица:

Суббота - золовкины посиделки

Начнем с того, что "золовка" - это сестра мужа. Откуда пошло такое название? Может, от слова зло?
Ведь она всегда подмечала в жене своего брата слишком много отрицательных черт, а порой и не скрывала своей неприязни к ней? Что ж, случалось и такое... (но не всегда).
Итак, в этот субботний день молодые невестки принимали у себя родных (жены сыновей для матери их мужей были невестками, т.е. пришедшими не отсюда, с их деревни, например, а невесть откуда, - так было принято кое-где раньше: "Не брать в жены своих, местных").
84. 6 МАРТА - ТИМОФЕЙ ВЕСНОВЕЙ

День этот назван в народе по имени преподобного Тимофея, который подвизался в пустыне, называемой Символами, в Малой Азии, при Олимпийской горе.
Еще в юности он поставил себе правилом никогда не смотреть на женское лицо. Тимофей имел дар исцеления и власть над злыми духами.
Однако русскому народу было важно, что именно этот день определял весну.

Весновей, вестник теплых дней.

Если первый гром грянет при северном ветре - к холодной весне, при восточном - к сухой и теплой, при южном - к теплой.

Весновей тепло веет, стариков греет.

Весновей теплом привечает.

Начинается сокодвижение в кленах и березах.

Считалось, что какова погода в этот день, такова и весна будет.

На Тимофея начинали дуть теплые ветры, а потому говорили:
«Дожить бы до Весновея, а там зима не страшна», «Тимофей Весновей - уж тепло у дверей», «На Тимофея Весновея как ни злись метелица, а все равно весной веет».

06 этом дне говорили: «Весновей веет и старого греет», потому что старики слезали с печи, на завалинку перебирались, смотрели, будет ли весна хорошей, да вели меж собой разговоры, вспоминали смешные истории.

И стар, и млад любили так называемые докучные сказки, всем нам знакомые с детства:

«Жили-были два братца, два братца - кулик да журавль. Накосили они стожок сенца, поставили среди польца. Не сказать ли сказку опять с конца?»

«Жил-был старик, у старика был колодец, а в колодце-то рыба-елец, тут и сказке конец».

«Жил-был царь, у царя был двор, на дарре был кол, на колу мочало; не сказать ли с начала?»

«Сказать ли тебе сказку про белого бычка?» - «Скажи».
- «Ты скажи, да я скажи, да сказать ли тебе сказку про белого бычка?» - «Скажи».
- «Ты скажи, да я скажи, да чего у нас будет, да докуль это будет! Сказать ли тебе сказку про белого бычка?»

«Рассказать ли тебе докучную сказочку?» - «Расскажи».
- «Ты говоришь: расскажи, я говорю: расскажи; рассказать ли тебе докучную сказочку?»
- «Не надо». - «Ты говоришь: не надо, я говорю: не надо; рассказать ли тебе докучную сказочку?» - и т. д.

Масленица:

Воскресенье - проводы, целовальник, прощёный день.
В книге М. Забылина "Русский народ" рассказывается, как еще в начале XVII века иностранец Маржерет наблюдал следующую картину: если в течение года русские чем-то оскорбили друг друга, то, встретившись в "прощенное воскресенье", они непременно приветствовали друг друга поцелуем, и один из них говорил: "Прости меня, пожалуй".
Второй же отвечал: "Бог тебя простит". Обида была забыта.
С той же целью в прощенное воскресенье ходили на кладбище, оставляли на могилах блины, молились, и поклонялись праху родных.
Масленица называлась еще и Сырной седмицей и была последней неделей перед Великим постом.
Наиболее важным днем масленичной недели было воскресенье - заговенье перед началом Великого поста.
Основным эпизодом последнего дня были “проводы масленицы”, нередко сопровождаемые возжиганим костров.

В России к этому дню делали чучело Зимы из соломы или тряпок, наряжали его обычно в женскую одежду, несли через всю деревню, иногда посадив чучело на колесо, воткнутое сверху на шест. Выйдя за село, чучело либо топили в проруби, либо сжигали или просто разрывали на части, а оставшуюся солому раскидывали по полю.
Иногда вместо куклы по селу возили живую “Масленицу”: нарядно одетую девушку или женщину, старуху или даже старика - пьяницу в рванье.
Затем под крик и улюлюканье их вывозили за село и там высаживали или вываливали в снег (“проводили Масленицу”).
Здесь необходимо отметить, что понятие "Чучело Масленицы" имеет несколько ошибочный характер, поскольку в действительности изготавливалось чучело Зимы, его катали, его провожали и сжигали, но, поскольку это действо происходило на Масленицу (то есть праздник), то очень часто чучело ошибочно называют Масленицей, хотя это неверно.
Там же, где не делали чучела, обряд “проводов масленицы” состоял, главным образом, в возжигании общесельских костров на возвышенности за селом или у реки.

В костры помимо дров бросали, всякое старье - лапти, бороны, кошели, веники, бочки и другие ненужные вещи, предварительно собранные детьми по всей деревне, а иногда и специально для этого украденные.
Иногда сжигали в костре колесо, символ солнца, связываемый с приближающейся весной; его чаще надевали на жердь, воткнутую посреди костра.

У западных и южных славян русской “Масленице” соответствовали Запуст, Менсопуст, Пуст и некоторые другие персонажи - чучела, “проводами” которых завершалась масленичная неделя.
В центральных областях России “проводы масленицы” сопровождались удалением за пределы культурного пространства скоромной пищи, символизирующей масленицу.
Поэтому в кострах действительно иногда сжигали остатки блинов, масла, лили туда молоко, однако чаще просто говорили детям, что в костре сгорели все скоромные блюда (“молоко сгорело, в Ростов улетело”).
Некоторые обычаи были адресованы детям и должны были устрашить их и принудить к послушанию: на Нижегородчине в последнее воскресенье масленичной недели в центре села устанавливали шест, на который влезал мужик с веником и, делая вид, что бьет кого-то, кричал: “Не проси молока, блинов, яичницы”. (Н. Кордумова)
85. 7 МАРТА - МАВРИКИЙ, АФАНАСИЙ

Почему мученик Маврикий, живший в IV столетии, в сознании русского народа ассоциировался с прилётом грачей, - не может объяснить никто.
Тем не менее считалось, что именно на Маврикия прилетают домой скворцы, грачи и ласточки.
Ранний прилёт грачей и ласточек - к ранней весне. А еще в народе говорили: «Ранние ласточки - к счастливому году».

Ласточек русский народ очень любил, а потому сложил о них много пословиц да поговорок:

Если ласточка пролетит под коровой, то та (корова) будет кровью доиться.

Ласточки шныряют низко - на дождь.

Ласточки летают высоко - к вёдру.

Ласточка в окно влетит - к покойнику.

Кто разорит гнездо ласточки, у того будут веснушки.

Кто при первой ласточке умоется молоком, бел будет.

На Маврикия начинались первые работы на поле и в огороде, куда вывозили навоз - пока была крепка дорога и к полю еще можно было подъехать.
Навоз был верным помощникам крестьянам на полях. О нём говорили:

Клади навоз густо - не будет в амбаре пусто.

Навоз самого Бога обманет, даст урожай в неурожайный год.

Свёз навоза кучу - и Богу не кучусь (не докучаю).

В поле - навоз, в амбаре - хлеба воз.

Навозу нельзя запахивать в новолуние, а можно в последнюю четверть.

В полнолуние навозу по полям нельзя развозить - сорная трава задушит.

Надо было в этот день тайно взять земли из-под первой весенней сохи и тоже тайно положить ее в избу.
Считалось, что если все сделано правильно, из дома уходили все клопы.

В этот день сеют ранний горох, капусту, которые такое «преждевременное» засевание уберегает от нападения гусениц в период, когда завязываются кочаны.

Заговор на хороший рост растений в огороде и на поле:

«Умойсь я (имярек) в утреннюю зарю утренней росой и очерчу себя безымянным пальцем и скажу:
"Той еси ты, заря утренняя, и ты, заря вечерняя, пади ты на мой рожь и проч., дабы она росла, как лес высока, как дуб толста".
Будьте, мои слова, крепки и лепки».

Как зима ни злится, все равно весне покорится.

В этот день ели "черную уху" - суп, где мясо варилось в огуречном рассоле с примесью разных пряностей и кореньев.

Масленица:

Прощание с МАСЛЕНИЦЕЙ завершалось в первый день Великого поста - Чистый понедельник, который считали днем очищения от греха и скоромной пищи.
Мужчины обычно “полоскали зубы”, т.е. в изобилии пили водку, якобы для того, чтобы выполоскать изо рта остатки скоромного; в некоторых местах для “вытряхивания блинов” устраивали кулачные бои и т.п.
В Чистый понедельник обязательно мылись в бане, а женщины мыли посуду и “парили” молочную утварь, очищая ее от жира и остатков скоромного.
86. 8 МАРТА - КИСЛЫЕ ДЕВКИ

В этот день, ныне Женский праздник, на Руси девки... кисли, и в том не было ничего удивительного: если до Масленицы свадьбу не сыграли, то теперь ждать им было нужно до лета.
Тем девушкам, которые не успели выйти замуж, отцы да матери приговаривали: «Убирай, девка, сундуки, закрывай наряды.
Коли до масленой свадьба не сыграна - сиди до поздней весны, до первых весенних хороводов»
Однако и закисшие девки времени даром не теряли да всякие приговоры для привлечения женихов говорили.
Для этого они стерегли появление молодого месяца и, увидев его, вертелись на правой пятке, приговаривая: «Млад месяц, увивай около меня женихов, как я увиваюсь около тебя».

А еще незаметно ото всех вметали сор с улицы в избу и заметали его в передний угол, где его никто не увидит, приговаривая:
«Гоню я в избу свой молодцов, не воров, наезжайте ко мне женихи с чужих дворов».

Заводили опару, ставили ее в печь, и, когда она начинала киснуть, брали наперсток, черпали им трижды жидкое тесто и выпивали с приговором:
«Как тесто ложится у сердца на месте, так и мысли о рабе Божией (имярек) ложились бы у ретива сердца раба Божия (имярек)».

А после посиделок выходили за ворота, набирали в подол сарафана снега, пололи его - перебирали и бросали на землю, - приговаривая:
«Полю, полю просо на девичью косу; где мой женишок, там, собачка, взвой, голосок отдай».

В этот же день определяли, как быстро снег сойдет.
Считалось, что если соломина, положенная на поверхность снега, сквозь сугроб проваливалась, то через месяц снег должен был сойти.

Особые приметы были в этот день о сороках.

Говорили: «С этого дня сорока гостей не прочит, вперед свахи к дому не летит»,

«Сорока в лесу за гнездо принялась»,

«Пора сорокам в лес убираться, а тетеревам выступать с запевками».

А еще о сороках говорили:

Сорока скачет на дому больного - к выздоровлению.

Сорока даром не щекочет - либо к гостям, либо к вестям.

Сорока под стреху лезет - ко вьюге.

Надо сказать, что сорок на Руси не особенно жаловали - как, впрочем, и ворона, сову и филина.
Считалось, что если сорока прокричит на крыше дома, то быть в доме покойнику.

В Москве существовала легенда о сороке, будто бы предавшей боярина Кучку.
Известно, что наша столица основана на месте убиения Кучки, и когда он, желая спрятаться от преследователей, схоронился под кустом, сорока своим стрекотанием выдала его.
С тех пор сороки навсегда изгнаны из Москвы.

Рассказывали еще в народе, что Марина Мнишек, жена самозванца Димитрия, была ведьмой, и когда убили ее, будто бы перекинулась сорокой и улетела в окно своего терема.
За это и прокляты все сороки.
Хотя существует и другая версия проклятия сорок - якобы их проклял один набожный старец за то, что одна из представительниц этого племени унесла последний кусок его сыра.

С 8 по 15 марта не исключено возвращение холодов: март месяц любит куролесить, морозом гордится и на нос садится.
87. Был обычай, как ледоход начинается, выходить на берег - из ружей палить. В нерест покой сёмги оберегали. Когда рыба на нерест шла, уключины у лодки тряпицей обворачивали, чтобы рыбу не пугать. Летом старались не охотиться, берегли до времени, когда подрастут.

Поморский календарь существует в различных приметах. Считали, что на календарные праздники происходят “походы сёмги”. «Так были походы-то. Вот на Ивановский поход. Потом на Петровский, потом в Ильинский, потом на Маковей поход 14 июля, потом на Преображение 19 августа. А потом к Третьему Спасу будет поход, потом на Богородицу, Сдвиженский, на Ивана Богослова, потом Покров Пресвятой Богородицы, Михайловский поход, последний поход – Митреевский на 9 ноября. Ведь море-то не закрыто, мужики-то ловят».

Поморский новый год
Сентябрь был самым праздничным месяцем для поморов: это было время прекращения полевых работ для черносошного Поморья, время возвращения с моря рыбаков-промышленников и начало осенней поморской торговли. Когда царь-реформатор Петр I перенес наступление нового года с 14 сентября (1 сент. по ст.ст) на 1 января, поморы, не признававшие большинства царских реформ, отказались вести летоисчисление по новому календарю. Истинные поморы придерживаются этой традиции до сих пор и отмечают свой Новый год в сентябре. В России из всех народов только поморы сохранили традицию встречать Новолетие праздником и Маргаритинской ярмонкой. Поэтому и называется праздник Поморский Новый год. Поморы в 2006 году отмечают по своему календарю наступление уже 7515 нового лета. Таким образом если в России традиционно отмечают Новый год дважды (в январе - новый и старый), то про поморскую столицу можно сказать так: «здесь Новый год - три раза в год!» Кстати, Русская православная церковь также до сих пор не признала петровской календарной реформы, и во всех богослужебных книгах «последование нового лета остается прежним».
Для деревень Лешуконского района характерно и обрядовое печенье - Козульки, изображавшее разных животных коз, коров, быков, лошадей и т.п. Козули пекли на второй день Рождества. По обычаю пекли их девушки. К ним в дом приходили холостые парни, девушки давали козульки приглянувшимся парням. Вечером парни, собиравшись на вечеринки, похвалялись собранными козульками, по которым судили об умении будущих хозяек..
На Мезени известен такой обрядового печенья-шаньги. "Это круглые средней величины лепешки, которые положено было печь во время многих обрядовых празднеств, в том числе и на Новый год... В доме, где собиралась на новогоднюю
вечеринку молодежь, каждая девушка приносила с собой домашнее печенье, в том числе и шаньги, по десять штук каждая... С первой выпеченной шаньгой девушке нужно пробежать по деревне; кто первый встретится - нужно спросить имя. Такое имя и у мужа будет.

Поморский приворот

Во море Хвалынском стоит остров бел. Бел остров Буелан. На том острове камень сер. На том камне стоит ступа железная, на той ступе железной стоит стул железный, на том стуле железном сидит баба железная, и прялица у ней железная, и веретена у ней железные; прядет она кужел железной; и зубы, и глаза железные, и вся она в желе зе. И подле той ступе железной стоит ступа зо лотая, и на той ступе золотой стоит стул золотой, на стуле золотом сидит девица золотая; и зубы золотыя, и вся в золоте, и прялица у ней золотая, и веретена у ней золотые; прядет кужел золотой. Сидит баба на золотом стуле, золото прядет, пришивает золотою иглою и золотою ни тью судьбу раба божьего (имя) к судьбе, к доле рабы божьей (имя). Будьте слова крепкие, на бо жий мир.А минь.

Чтобы вызвать попутный Ветер, у поморов, было принято насвистывать Это принято во всем мире, и, вероятно, связано с Симпатической Магией - Свист ветра в снастях.
Женщины прибрежных поморских селений выходили вечером к морю молить ветер, чтоб не серчал”, помогал их близким, находящимся в море. Встав лицом к востоку, они напевным голосом обращались к желаемому восточному Ветру с просьбой “потянуть” и обещали ему “наварить каши и напечь блинов” Не зря говорят, что люди делятся на живых, мертвых и тех, кто в море.

Меня Феклой зовут, Феклой Ленькиной теперича уж. Когда замуж выходила, щастлива така была. Да и как не радеть-то было? Самого баскяшшего парня отхватила, да и гармониста к тому ж.
Ну, жононки, и намаялась попервоначалу-то с ним, страсть. Как кака гулянка - его зовут. А как заиграл, ну уж, любушки-соседушки мои, подруженьки, - не одна дак друга коло него крутится, а он то и рад-радешенек позубоскалить, да побаять. А мне-то каково? Ну, думаю, обожди ужо, Ленюшка-голубкик!
Раз как-то пригласили нас, как щас помню, на Успенье дело было-то, на гулянье, на Валдушки. Пошли мы. Как всегда застолье было: пива выпили, пирогов, рыбников наелись, моет заиграл, ажне за душу берет. Жонки поют, да и плясать пошли, а потом уж и гулять, вдолёт по деревне отправились. Ну, а около него уж Улька Петькина пристроилась по праву руку и в рот заглядыват. А онот, злыдень какой, на Ульку зыркает да скалится (а дома-то все Феклуша, да Феклуша). У-у змей такой! Так вот ему зеньки-то повыколупывала бы, а ей ноженьки б повыдергивала!
А что делать? Я к Петрухе, он в девках-то на меня поглядывал. Пристроилась к нему: идем поем, а как заиграли кадриль, с ним в паре пошла, восьмерочку выписывам. Улька, глядь, да к Петьке - враз про мово забыла. Ага, думаю... Так ведь нет - коло мово уж Манька Ганькина торчит, да ишо и музыку заказыват. «Господи, - думаю. - Ганьку-то я с детства не переносила! Больно уж губошлепистый мужичонко был" Тут я и пригорюнилась: «Если жоночки завлекать станут, а я ихних мужиков, што обо мне-то подумают?»
Вдруг будто надоумил меня кто. Решила я Черта завлечь. А што? Главно дело жонки космы не повыдергают, ну а моет подумат, быват. Стала я Черта вызывать: «Чертушка, голубчик, приди, помоги. А он тут как тут. Легок на помине как черт на овине. Чуть не всю гулянку пропела да проплясала я с ним (Черт-то чернявый такой, вертлявенький, глазишши хитрюшши таки, плутоваты, ну как есть Черт). А я все гляжу, чтоб рожки да хвостик не вылезли, то ведь враз догадаются - засмеют.
И што вы думаете, жонки? Моёт глянет, а я не одна стою, столбы не подпираю, пляшу да пою, с круга не схожу. Онот гармонь кому-то передал - да ко мне. Я опять своё: «Чертушка, голубчик, отпусти!» Хорошо Черт-то сговорчивый попался, не закрутил, отпустил.
Вот с тех пор дома ли, госьба ли - все вместе, Онот играет, а я уж по праву руку, никто не лезет (самот никого не привечает). Так вот и проучила свого. И мой вам советот: - при себе мужика держите, хоша бы за юбку привяжите. А всяка жонка своим умом дойдет, как мужика от такой напасти отвадить.

Как-то по быстрому течению Пиеги (северна река-то) пришлось плыть. Куда ни глянь, по берегам деревни видятся, что от верховья Летополы и от Вешкомы, да и вниз еще дале. Деревни-то сами повыше стоят, а вот ближе к речке - бани. Подбежали, да застыли своим особливым кругом. С чего бы это? Завсегда бани-то рядом с домами строили.
В старину бают: бани-то у домов и были, да вот принялись по ночам, значит, после топления, к речке бегать. Большинство-то бань по черному топились, знать им жарко было. Намоются хозяева, уйдут домой, а потом уж и они - бани-то, купаться отправляются: наплещутся, наныряются, а к утру-то, глядишь, обратно на место станут.
Долго так ходили бани-то на реку, да, видать, и надоело им. Сначала Манькина баня стоять у реки осталась, чего уж тут. Манька - баба баскяшша, боевяшша, и сама не прочь попариться да в реке-то окунуться, чтоб еще красы-то набраться. А там и други бани потянулись следом-то. Которы уж вперегонки пошли, это те, что побойче, то вперед вырываются, ну а которы нерасторопны таки, развалюхи, ворчат себе, отставая: «Пошто ек ту, можно и по-хорошему».
Наутро хозява вышли, глядят, а бани-то по пригорку рассыпались и застыли, стоят друг на дружку дивятся...
Дак с той поры уж все так и остались.

После того, как в избе Сбивали печь, её протапливали и парили в ней еошку (или просто помещали её в печку), Смысл обычая тот же, что и при запускании кошки в новый дом: Кто первый вымоется в новой печи, тот скоро умрёт!

После мытья в бане трижды „перенимали воду с каменки“, то есть, пропускали через гальку, составляющую свод печки. Этой водой потом окатывались и пили её, чтобы „не брали уроки“: т.е. Болезни, порча.

Больных грудных детей парили вместе с собакой, чтобы болезнь прешла на животное. Собаку потом умерщвляли, т.к. она уже считалась носительницей болезни.

„Во имя отца и Сына и Святого духа. Аминь. Сходит Егорий с небес триста луков златополосных, триста стрел златоперых и стреляет и отстреливает у раба Божьего (има рек) уроки, прикосы, грыжи, банные нечисти и отдавает чёрному зверю медведю на хребет:“И понеси чёрный зверь, медведь, в тёмные леса, и затопчи, чёрный зверь, медведь, в зыбучие болота, чтобы век не бывали, ни в день, ни в ночь. Во веки веков. Аминь.“

При запаривании веника:
„Веник большой – брат, камень большой – брат, огонь большой – брат, раб Божий (имя рек) ьольше тебя. В девять дыр поди, а из десятой вон выходи.“ - И ударяли себя при этом в пятку.

Хотите, верьте, хотите, нет, а в нашей деревне доброта поселилась. По началу - то она только в крайну избу вошла, к Мите - Царю. Он враз такой добрый, веселый да ласковый стал. Ну и молодуха его так и сият, словно летне солнышко. А потом уж, как одеялом, окутало всех разом. Ну, бабы, как одна для своих мужиков радеть стали.
Вот мужики в лес собрались ехать, а жонки им кто што: Манька - Ганькила тулупот несет, штоб не замерз значит на коне - то сидючи. А Марья - Пашкина полушубок с полостью, штоб и ноги не застыли. Анна - Пепелуха своим товаркам хвастат: «Я аж три кафтана с печи и все горечи подала свому».
Бабы хохочут. «Зимой - то не шибко кафтаны греют, хучь и с печи. Всю дорогу, видать, твой Гришка бежать будет штоп к дровням не примерзнуть».
- И..., жоночки, глянь - ко, а ведь это Гришкина каурая трусит, кажется. Ну да, евонна и есть. Возот полнешенек, лесот какой хорошаший, все бревна один к одному, да веть и рано ишо.
Анька выскочила, один платот на ней и к мужу: «Гришенька, голубчик!». А он ей: «Не поверишь, Анюха, топорот сам машет, лесины так и падают куда надоть, штоб сподручнее сучья срубить, да в дровни сами валятся! Эх, мила, хошь в другораз в лес отпровляйся, красота!».
Тут уж и остальны мужики подъезжать стали. А и устали, дак не видно. Как не обрадеть? Всех жоны встречают, ласковы таки, улыбаются, коней распрягать помогают, сами нарядны, все новости сказывают. Даже сама сквалыжна баба и та довольна.
Вечерело... Взошла луна и добрым светом осветила все кругом.

Торговая жонка

Слыхали, небось, как жонки с Уймы да с Заостровья Двину толкали, штоб, значит, поближе к городу-то быть? Про это еще Сеня-Малина сказывал... Так вот, как есть, к Заостровью берегот не в полтораста верст стал, а поближе. Ну, значит, и к базару, стало быть, ближе.
Сыздревле заостровки все как есть, торговлей занимались. Наростят товару всякого - картошки, морковки, редьки, свеклы, всего и не счесть, и на базар с утра ранешенько отправляются - это штоб место получше занять, да подороже продать.
Утром, чуть свет, товарот в карбаса сложат, уж намытый и приготовленный, да и молоко свеже, утрешне, и на веслах гребут, песни поют.
Да не всегда Двина-то матушка ласкова да тиха быват. Раз как-то разозлилась - расходилась Моряна ажноть волны выше карбаса поднимаются да пенятся. Волна карбас захлестыват, вроде как уж и тонуть стали. Жонки с места повскакали, кричат, волнуются - берег-от далеко, вплавёт не добраться, да и товар-от жуть как жалко, как-никак эти вот рученьки к нему приложены были.
Марья кричит: «Палагушки-то спасите, а сама-то я как-нибудь!» В палагушках-то у нее молоко было. Каки уж жонки Николе молиться стали: «Христа ради, спаси, сохрани нас, родимый, не дай сгинуть!». Больно душевно и отчаянно бабы молиться могут, и по русскому обычаю ишо и побожиться истово: «Сорок поклонов отобью, в церковь схожу, свечи поставлю, все грехи отмолю, пост на себя наложу...». И что вы думаете? Бог-от, видать, услышал их мольбу. Волна вкруг по-прежнему беснуется, пенится, воронкой закручивается, а их, сллыш-ко, будто перышко карбас-от приподняло, да и понесло к берегу. Глядишь, и выплыли бабы-то. Ничего, что мокрехоньки, а к пристани пристали, да и давай товар-от таскать. Некогда распотякивать, еще целый день-деньской торговать надоть.

Мифологические рассказы и легенды Русского Севера.

КУЛЬТ ПРЕДКОВ И ПРЕДСТАВЛЕНИЯ О ПОТУСТОРОННЕМ МИРЕ

№ 1. После покойника пол моют только в одну сторону, ко дверям. Приговаривали: «Нету хозяйки, нету хозяйки». Чтоб не пришла. К ноци уж топор и ножик можно класть под подушку, к порогу ли. Покойнику под правую подмышку хлеб да соль: «Пей да ешь, нас не пугай». Сын-то вот умер, я бутылку водки поставила на кладбище, думаю, на обратном пути возьму. Иду назад, уж темно. Он сидит в церном халате: «Так цего ж ты бутылку не взяла?» (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).

№ 2. Муж у меня фураж возил, ночевал в одной деревне. Вот приехал он в эту деревню, а в доме, где ночевал, давно уж он не был. Постучал. Женщина открыла, постелила постель. Старуха и дед спят. Стала ребенка кормить. Он думал, его сноха.
Утром проснулись, дед и старуха спрашивают: «Кто тебе открыл дверь?» - «Сноха». - «Она умерла!» - отвечают. - «Она мне ето сделала», постель то есть. Испугались, что задушит ребенка, еще сорок дней не было, вот и приходила. «Надо что-то делать», - забегали старшие. Так было (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, Мальшинская, 1989).

№ 3. У нас камень был большой, и в том камню как следоцки настопаны. Как дождь, мы туда бегали. У кажной своя луноцка была, следоцки такие, мылись. Одна девоцка, у ей мама умерла, ейна следка была, из ейной, из маминой, и мылась. Мы так и плескались, а уже приговоров-то не было (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).

№ 4. Мне было всего шестнадцать, семнадцатый годок. У нас было 6 детей. Я пошла спать на чердак. Высока лестница была. И вижу, мальчик идет, весь закрытый простыней. Только лицо одно его было. И бах на меня, и лихо [Лихо - очень быстро] понесло. Это суженый мой был. Надо было спросить, зачем пришел. А отец потом говорил, это суженый твой был. А через три дня он и помер [суженый], оттого и закрыт был (Архангельская обл., Велегодский район, 1982).

№ 5. Пришла гадалка переноцевать, на две ноци. У Марии у Аксютовой в избе остановилась. Мы уж упросили ее, узнай нам про скотину, да про мужа мне - на войне был. Говорили ноцью в хлеве с хозяином. С мамой ходили. А она [гадалка] вызывает. Хриплый старик, меж хлевами, не казался, голос только. А гадалка и плюет: «Дальше слюны не ступит». И хлеб кидает - подарки. «Я пришла, подарки принесла» - в каждый угол по куску. А руки завязали ей, вот так, за спиной: «Как мне воли нет, так и ему». Говорит: «Ну, теперь спрашивай». Скотину кормить было нецем. Я: «Как скотину докормить?»- «Докормишь, скотину я люблю» - по два раза повторил кажное слово. «Доцка сцастливая будет». - А потом говорит: «Шабаш». Все правда. У каждого целовека есть свой хозяин. А про мужа сказал, цто жив. Я потом всегда его о цем-нибудь просила (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989

№ 6. Корова у меня была, заболела, и я загадывалась, говорила: «Хозяйнушко-батюшко, хозяйнушка-матушка, скажите мне, поправится ли, нет ли корова?» И я дою, и показалось голова така с бородой и говорит: «Отошло». И поправилась корова-то. Голова-то, как у свёкра. И я преже загадывала об муже, у него шизофрения была 23 года. Опеть эта голова, рот-то большой. И так: «ау, а у, ау». Он [муж] три года с половиной бегал. Потом уж не бегал, сидел. А то по семь раз ко мне на день прибегал, больной ведь (Архангельская обл., Каргопольский район., Хотеново, 1989).

№ 7. Жила я в Пинеге. Была я девушкой, в школе учительницей работала. А жить было негде. Нашла я старушку, она меня пустила. Сказала: «Помогать будешь - проживем». Так и жили, ни вместе, ни отдельно. Половина дома моя. В нацале декабря, 3 или 5, Екатерина, сестра, к ней приехала. Вецером надо было мне идти в свой дом, к урокам готовиться, лампа одна, у старушки осталась, ведь сестра приехала. И легла я спать. Дверь закрыла на крюцок. И вроде я еще не уснула. Вдруг слышу: двери открылись, закрылись, по газетам кто-то идет, а газеты были на пол постланы. Подходит кто-то к столу и нацинает вот так ступать. Никого не видно. Я вот так руки за голову положила. Звуки носовые появились: «У-У», И ко мне, к лицу самому подошло. Обратно, обратно. Прыг мне на ноги. И сразу такую тяжесть на ногах. Катится, катится под мышки. Думаю, сейчас спрошу, к худу или к добру? А он: «Хутто, хутто!» - «Неужели к худу?» - Ясно: «К хутту». Я вскоцила, дверь толкнула, а дверь-то на крюцке. Забежала к старушкам: «Бабушка, там пришел кто-то, а дверь была на крюцке». - «Бог с тобой, полезай на пець». А потом говорит: «В этом годе цего-нибудь будет». И в сентябре умер дедушка у нас. Он уж плохой был. Бабушка пришла ноцевать ко мне. Он к дверям моим пришел, говорит голосом таким: «Умираю». Мы побежали скорей, а он и не вставал, лежит уж помер. Какая-то сила есть. Вот как навалится тяжело, давит что-то. Бабушка говорит: «Он к тебе зашел с плацем». Спрашиваю: «А поцему именно мне?» - «Ему выгодно, видно, было в этот момент прийти сказать» (Архангельская обл., Каргопольский район, Кононово, 1989).

№ 8. В нашей семье у одной снохи дедушка был Митрий, такой колдун, амин какой колдун! К нему все ходили. Жил в зимовке [Зимовка - пристройка к избе, приспособленная для жизни зимой] летом у нас, а мы в большой избе. Ну вот, у нас старший брат вот на их-то Дуньке и женат был. Пожил да и стали делиться. Семья-то большая. Брат да сноха дом построили да отделились. У его, этого колдуна, было две коровы в нашем дворе, тут и стояли. А у нас было четыре коровы. Вот запоходили. Вот он, колдун-от, Дуньку учит, что мол, так и так, будешь походить, надо вот сделать. Возьми о середнего столба у огороды во дворе, наклади земли и унеси в свой двор, туды вот на ново место. А мой батько и подглядел. Говорит: «Дунька все не ладно уходить будет». Вот она пришла, раскопала у столба и окладыват. А у нас был съезд [Съезд - пологий скат из бревен, по которому подвозили на лошадях сено]. А на съезде сидит батька. Потом он рассказывал: «Я и говорю: «Дуня, ты что делашь?» - «Ой, батюшка, дяденька Митрий велел земли здесь, вот я и беру». - «Неси, неси, - говори батька, - меня ты попомнишь». Не то что наша корова от нашего двора не отходила - батька пошутил [Пошутить - наколдовать, навести порчу] - так Митриева корова не отходила. Вот как вечером скотину надо заставить [поместить скотину в хлев], вся скотина у нашего двора и топчется. А отец сидит и говорит: «Каково еще унесешь земельки-то». Она, Дунька, до слез бьется. Мама попросила отца, потом что-то сделал, перестали ходить (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, Мальшинская, 1989).

ПРОКЛЯТЫЕ И ОБМЕНЕННЫЕ

(о людях, побывавших в ирреальном мире)

№ 9. Случай был. Прокляла мать, выругала дочку по-всякому, да и в поход послала: «Понеси тебя леший». Ну и все, пропала девушка. Год ходила девка, а потом пришла. Хрест врос в долонь [Долонь – ладонь (руки)], на шее был, она держалась на него, потому и жива осталась. А им, окаянным-то, не положено хрест вырезать-от (Архангельская обл., Мезенский район, Кижма, 1986).

№ 10. Девушку нашел тихвинский мужик, у леса. Год бродила. На ней уж платье лопалось. В сельсовет привел, спрашивают там: «Чем питалась?» Говорит: «Хлеб неблагословленый ела, в любой избе». Хлебушко закрывать надо на ноць: «Господи благослови». Надо скатёрко постлать. Видно, уж от матери проклёнутая. Год целый ходила, в лисе-то (Архангельская обл., Каргопольский район, Хотеново, 1989).

№ 11. Раньше, молодые мы были, слушали [Слушать - гадали о замужестве, обычно на перекрестке дорог. Если гадающим послышится звук, напоминающий звон бубенцов, считают, что будет свадьба, если стук – то это предвестие несчастья, болезни, смерти] да кудесили [Кудесить - ворожили]. Раз говорят, кто из байны камень вынесет на похвас [на спор, чтобы похвастаться удалью]. Один пошел, сунул руку в каменку, а там его схватило. Говорит ему: «Возьми меня замуж- отпущу, а не возьмешь - спокою не дам». Пришел на другой день в байну, говорит: «Выходи, кто тут есть». А ему: «Сходи к матери, да возьми крест, да пояс, да рубаху принеси». Он взял, накинул на нее крест, така красавица получилась.
Свадьбу сыграли, пошли к ейным родителям. Там мати качает ребенка в зыбке. Она пришла: «Здравствуй, мама». Та говорит: «Кака я тебе мама, я двадцать лет качаю». Она родила ее да в байны оставила ребенка, а его обменили. Девушка говорит: «Дай-ка ребеноцка». Сама взяла его да колонула об стол, а ето голик [Голик - веник из прутьев без листьев] оказался. Таких детей называют «обменены» (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги., Кушкопала, 1984).

№ 12. Раз было, в лес поехали. Девочка бежит и ревит, за матерью в лес, остаться ждать не хочет. Оставили ее на роспусках [Роспуск - вид телеги], сказали: «Черт не возьмет!». Ушли. Потом пришли - девки нет. Хрест оставлен да ботиночки, а девки-то нет. Молили, молили - нет. А потом ее носить стало. Мальчик в окошко видел, дедушко несет на кукоречках [На кукоречках - на плечах, на закорках], да мне пальчиком грозит. Лешакаться [Лешакаться - ругаться, браниться, упоминая имя лешего] нельзя в лесу (Архангельская обл., Мезенский район, Кимжа, 1986).

№ 13. Раз бабка с дедкой внучку лешему подкинули. Лешакнули, она и пропала. Они в церковь пошли завещание [Завещание - обет, завещание] делать. Тут ветер поднялся, и в пологу [Полог - 1) кровать с задергивающимся занавесом – пологом; 2) вид рыболовной снасти] девочка образовалась. Ее в бане с испугу [Испуг - от испуга, чтобы избавить от нервного шока, вызванного страхом] помыли, она и рассказала: «Меня дедушка на плецах носил, мимо дома носил да не пускал. Угощали порато [Порато - много, в большом количестве] я не ела, да»,- а то хоть ягодку съешь, дак не вернешься домой. Они говорят: «Ты у нас ничего не брала, выбросим тебя обратно домой». Плоха была девочка потом, худа, церна. Десять дней ее этот дедушка носил на плечах (Архангельская обл., Мезенский район, Усть-Пеза, 1986).

НАРОДНАЯ ДЕМОНОЛОГИЯ

Домовой и дворовой

№ 14. Женщина рассказывала. Сижу я, спину к печке жму. Зашел вот такой маленький мужичок, немного от пола, и говорит: «Через три дня война кончится». Война и кончилась через три дня. Это домовой был, наверно (Архангельская обл., бассейн р.Пинеги, Шардомень, 1984).

№ 15. А на скотне все модовейко [Модовейко - одно из наименований домового: домовейко?модовейко] плаце, к плоху это. У сестры доць, с повети [чердак] спущатся, видит: в красных сапожках, в красной шубейке старицок спущается. Бородка узенька, длинна. А после-то дом сгорел. Уж он вещевал [Вещевать - предсказывать, вещать]. Ведь маленький, с бородой (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Прилук, 1985).

№ 16. Домовой в подполье живет. Одна женщина видела - маленький такой, черный, мохнатый, из-под полу вылезает, на человека не похож, на ласку. К порогу головой ляжет спать. Домовой давить будет, если двойной такой синяк, скажут, домовой укусил - это перед покойником (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Шардомень, 1984).

№ 17. Домовой живет в подполье, под порогом, на чердаке, мохнатый, как леший, он дышит, зализывает волосы людям (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Шардомень, 1984).

№ 18. Дедушко-то домовой давливает. Сын мой как-то спать повалился, и приснилась ему собака, и лицо грызет. Он завопил: «Мама! Мама!» - Я говорю, что с тобой, а он: «Вот, мне приснилось». Я ему: «Ничего, ничего, спи». Он лег, опеть то жы приснилось. А потом в лес поехали, его и сострелили, из-за девки. Вот какой плохой сон (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№ 19. На печи лежу, кабыть как лезет дедко. Лезет, на скамейку встал, на приступок встал, за эти места, за стебли [Стебли - голени ног] схватил меня, я реву, не могут зареветь в голос, потом вдруг все отвалилось - и все (Архангельская обл., бассейн р. Пинеги, Немнюга, 1984).

№ 20. Мужику похоронной быть, у меня ноцью как камень навалился, вся мокрехонька. По полу как лошадь пошло. Домовейко давил. Спрашивать надо: «Дедушко-домовеюшко, скажи, к добру ли, к лиху?» Он в ухо дунет, к худу или к добру (Архангельская обл., Мезенский район, Жердь, 1986).

№ 21. Меня домовой-то раз выдавил. Он вот так навалится, и ты не можешь дохнуть, не можешь пальцем пошевелить. Вот говорят некоторые, он трогает. Он иногда бывает, если голое, голый, как человек, это к плохому давит, а если мохнатенький, как кошечка, это к хорошему давит. А я-то... Он меня давил, давно это было, навалился, я дохнуть не могу ничего, ан, слышу, говорит: «Вот как тебе будет тяжело жить, вот как будет тяжело» (Архангельская обл., бассейн р.Пинеги, Засурье, 1985).

№ 22. Мартос какой-то синяки выкусыват. Ежели на заднице выкусит, нигде больше нету, это не к добру. Нигде не вережалась [Вережаться - получать травму, ушиб], чтоб синило [синяк]. Мартос, конечно. Ежели пятно от себя, это к худу. Въедат меня мартос. Можно, ето и есть дедушко. Не знаю. Дедушко, говорили, выкусыват (Архангельская обл., Мезенский район, Лампожня, 1986).

№ 23. Мардос выкусал, если к себе, то к неприятности, а от себя, то к добру. Говорят, что домовой выкусал. Какой синило появится, говорят, дедушка-домовеюшко кусал. И не чувствуешь, и не больно. Мартос это. Я легла как-то, и надавило на меня, и вижу: ручонка тоненька-тоненька. А оказывается, надо было попроситься у дедушки, когда ложилась (Архангельская обл., Мезенския район, Закокурье, 1986).
№24. Пошли сын да невестка в новый дом. Я взяла хлеба, соли, крупки, зашла:“Дедушко-домовеюшко, прими моих детушек, обогревай, обувай, одевай, на добры дела их наставляй“ - обошла по углам.
Покупают, заводят корову и приговаривают:“ Дедушко- домовеюшко, пусти нашу Белонюшку на подворьюшко“. Кусочек хлеба окружат над головой и скормят, чтоб она ходила.
Дали нам ягнёнка, стайку сделали, а у домовеюшки не попросились. Овечка не стоит, чуть отвернёшься, она и выскочит. И всё за коровой ходит. Ноцью корова ляжет, и овца всё на корове лежит. И шерсть ведь оленина (как у оленя) была, не росла. Старушки сказали, домовеюшко не любит, ина шерсть. У домовеюшки не попросились. (арх., мез., Жердь, 1986)
№ 25. Дедушко домовой есть. Когда в новый дом переедешь, надо проситься. Покланяешься:“ Дедушко домовой! Пусти!“ Не попросишься, так, говоря, будет пугать. Ночью ходит по дому, чуешь, что ходит, а видеть-то не видиши. Есои уедешь, - дедушко не позовюшь, так он плаче. „Пойдём - позовёшь - дедушко-заманушко, пойдём со мной“. А если не позовёшь, воет кто-то. (арх., пин., Кеврола, 1984)
№ 26. Бывал случай у меня. Мы жили с Марьей Петровной в одном доме. У Марьи Петровны золовка была отдана за Подрезова, комиссаром в деревни он был. Его утопили во время революции, белые, должно. У нас верхняя изба была не доделана. Мама ушла печь топить, я с ребёнком осталась. Вдруг щёлкнула у нас половица, я испугалась, и ревить боюсь. Я промолвила:“Мама!“ Оно и исчезло. Игнатья-то и нашли потом. А жёнку всю ночь тащило с кровати, нас всех тревожило, предвещало, вот и предвестило. Вообще это к несчастью.(арх., пин., Кеврола, 1984)
№ 27. В дому домовейка раз плакал, как все ушли, его одного оставили дак. Корова растелится, домовейка просят: “В чотыре угла плюнуть да три раз сказать: “Дедушко-домовеюшко, полюби моего телёноцка, пой, корми, цисто води, на меня, на хозяюшку, не надейся.“ (арх., мез., Усть-Пеза, 1986)
№ 28. Иной раз ведь как быват. Если дедушко-домовеюшко любит хозяина, он ему косичку назади засуслит, заплетёт, и ты эту косичку не смей распутывать. Сам заплёл, сам и расплетёт. А если расплетёшь, он ведь по-всякому взглянуть может, может и хорошо, может и плохо.
У домовых-то, раньше так говорили, сколько в доме людей, такая же у домового и семья: муж, жона и дети. (арх., пин., Засурье, 1985)
№ 29. Сестра мне рассказывала. Куды ни лягешь, всё домовой меня муцит. Кабыть собака на это место, на горло, мне прыгат. А однажды к ней старуха стара пришла, плацет, обнимает ей. Она говорит: „Ты откуда?“ - „Я, - говорит, - из нового дому пришла“. Это домовой муцил ей, смерть показал. Она и померла скоро. А ещё быват, домовой на жёрдоцьке плаце, вое. Это не к добру ведь. У меня плакал, дак братьев двух убили.
А как входишь в новый дом, зовёшь,“ Дедушко-модовеюшко, напой моих овецушков, пой пар божий моих овецушков, пой-корми сладко, води гладко, стели мягко. Сам не декайся, жены не давай, детей закликай, здоровья давай.“ Ещё, говорят, быват, не домовой, а ласка. Он на дворе и на повети - везде. (арх.,пин., Остров, 1985)
№ 30. Домовеюшко в доме-то есь. Татка коня продавать хотел, а мы спим, да на нижним дворе воет: у-у-у - коня жалеет. Брат голову спустил вниз, а там на гривы у коня как ластоцка сидит, и косу плетёт, как котко такой. Любит, дак косу всё плетёт. У меня всё плёл, дак состригала. Тата говорил, летели сорок ангелов, летели да пали. Кто куда пал, тот там и стал. На дом - дак домовеюшко, в баню - дак баенник, в лес - дак лесовой. Если не любит домовой скотину, дак на ноге вьёт ей (шерсть). Домовой, он хозяин и есть. На повети плацет он, Васю, сына, домовеюшко, верно, выживал. С ПЕЦКИ СОСКОЦИТ, ДА ДАВИТ. ХОТЬ ИКОНКУ ПОД ПОДУШКУ ЛОЖИЛ ОН, ДА УМЕР ВСЁ. ОН, ДОМОВЕЙКО, КАК КОТКО КАКОЙ, ПОХОЖ. ТАКИЕ ПОБАЙКИ Я СЛЫХАЛА ПРО НЕГО. (АРХ., МЕЗ., УСТЬ-ПЕЗА, 1986)
№ 31. Само-то ведь дед-домовой, это ласка, зверёк такой. Ушки чёрненьки. Она скотину нову не любит, завьёт гриву-то. А у меня серых овец не любила. Как 12 часов прошло, как рукой сняло, всё проходит. Заберётся на спину и гоняет. Это-то домовейко и был, ласка-то. (арх., мез., Жердь, 1986)
№ 32. Ласка и есть доможирка, белый зверёк, как цево-то не ко двору, то скотина плохая будет, ласка сделает. Дедушко-медведушко, ясно, ласка и есть. Приговаривали, когда просятся во двор: “ Дедушко-медведушко, пусти нашу коровушку!“ Ласка ходит, шерстит, пугает (арх., пин., Летопала, 1984)
№ 33. Дедушко-домовеюшко, така животна, бело пробежало, как ягышок. Хвостик долгой, низенько на ножках. Целовеку он уже не касается. Иногда так бывает, что всех овец совьёт одной верёвкой. Говорят тогда, дедушка не любит овец в хлеве. Сено навьёт на ножку у овец, на телят, говорят, дедушко не полюбил.
Когда перед весной гнездо вьёт, так шерсть берёт у коня. Обязательно берё потную, лучше вить гнездо. (арх., мез., Кимжа, 1986)

№ 34.. Дедушко -мордовеюшко, привела тебе скотинку двухкопытную, холь, корми гладко, место стели мягко, сам ложись на край, его вали в серёдочку. Сам не обижай и дитям не выдавай.“ (арх.,пин., Веркола, 1984)
№ 35. Дедушко-доможирушко, полюби мою скотинушку, люби своей дорогой ласкоточкой, гладь своей золотой лапочкой“ (арх., мез., Лампожня, 1984)

Рецензии

Добрый вечер, Нина.
Ещё раз прочитала работу. Не перестаю удивляться широте Ваших познаний. Эта тема мне интересна.
Читала и сравнивала, большинство обычаев и обрядов до сих пор сохранены и в наших краях (Удмуртия). Правда, большинство - в сельской местности. Город как-то отходит от этого.
Нина, не смогли бы Вы ответить, каково происхождение названия Лампожня? Мне недавно задали этот вопрос, и я нашла в интернете, что это - пожня, или луг, который принадлежал Евлампию.
Вопросы с просьбой объяснить значение того или иного слова задают нередко, и мне бывает самой интересно добраться до истины.
Недавно увлеклась темой «Прозвищный фольклор». Столько интересного материала нашла. И в основном это север и Сибирь.
Чем Вы занимаетесь? Что нового можете порекомендовать?
Всего хорошего Вам.

Валя, здравствуйте! Приветствую Ваш интерес к мезенской теме. В контакте Михаил Насонов занимается Лампожней

Заведующей кафедрой педагогики Поморского государственного университета.

Буторина Т.С., Щекина С.С.

Поморская семья. Архангельск. 1998.

Образ жизни поморской семьи 18-19 веков

Разновременность заселения берегов, их разобщенность и разная степень самосознания, определявшая границы брачных связей, опасность морских промыслов, создававшая постоянный перевес женского - с определенного возраста - населения над мужским, длительный отход мужчин на промыслы и относительная свобода женщин - все эти особенности социо-культурной и экономической среды Поморья XVIII-XIX веков предопределили форму, состав, структуру и специфику внутрисемейных отношений.

Образ жизни поморской семьи был тем образовательным и воспитательным пространством, в котором из поколения в поколение формировались, передавались, сохранялись и развивались традиции и обычаи. Эта микросреда способствовала как стихийному, так и целенаправленному формированию личности помора. Особая сила влияния этих традиций и норм состояла в том, что ребенок с самого раннего детства осваивал их незаметно для самого себя, естественно и просто, намного раньше, чем начинал поним ть их содержание и смысл.

Одной из главных особенностей Поморья было то, что вплоть до начала XX века здесь традиционно сохранялась "большая" семья, составлявшая по данным Т.А.Бернштам около 70%. Большой местные жители называли неразделенную семью, состоящую из нескольких семей женатых братьев, живших с родителями и их холостыми детьми под одной крышей.

Широкое распространение большой семьи в Поморье было обусловлено как сохранением пережиточных патриархально-родовых форм общежития русского сельского населения, так и спецификой северного промыслового хозяйства, которое несравнимо удобнее было вести большим, спаянным сознанием своего единства коллективом. Это обеспечивало сравнительно высокий уровень производительности труда, достигаемый за счет централизации средств производства и многочисленности людей. С. Зобков в статье "Поморская деревня, ее жизнь и нужды" подчеркивает непоколебимость в Поморье семейных традиций, "здесь не трудно встретить в каждой деревне, как несколько женатых братьев со своими семьями живут нераздельно; нам случалось видеть, что иная семья достигает 20 человек. Все члены такой семьи живут сообща, сообща заводят суда для мурманского промысла и снасти, вместе промышляют и вместе справляют домашние нужды и благосостояние этих семей, по сравнению с благосостоянием семей разделившихся, гораздо выше" .

"Семьи были большие - пятибратчина, существовала одна пудовая квашня, 11-12 хлебов, житников пекли в день", "жили большими семьями, не делясь. На ночь, на чистой половине избы, против печного угла, расстилали солому, покрывали домоткаными полотенцами и ложились в ряд", "семьи большие до 32 человек, женатые братья с женами и детьми" .

Еще одним подтверждением широкого распространения на Поморье большой семьи может служить отрывок из поморской песни:

"Уж как отдали младу на 17 году,

Выбрали семейку немаленькую,

Что немалую семейку -невеличенькую:

Только свекор да свекрова,

Да четыре деверька,

Две золовушки - белы лебедушки,

Да две тетушки - стары бабушки".

Абсолютное преобладание "большой семьи" в Поморье вплоть до начала XX века наводит на мысль о том, что здесь эта форма семьи являлась максимально удобной и выгодной. "Большая семья" представляла основную, исходную хозяйственную. - производительную и потребительскую - ячейку сельской общины во всех речных и во многих морских рыбных промыслах, а в некоторых случаях - в морском зверобойном промысле, солеварении и сельском хозяйстве.

Большая поморская семья состояла из нескольких поколений, находившихся в разных отношениях между собой в зависимости от социального и половозрастного состава. Жизнь, обычаи и обряды, а также поведение членов большой семьи регламентировались нормами всего общинного коллектива и присущей ему культурной традицией. Община как социальный институт, выступающий гарантом нормального функционирования и воспроизводства крестьянской семьи, строго следила за соблюдением старинных семейных устоев, обычаев и обрядов. В целом эти нормы соответствовали общерусским представлениям, а коррективы были обусловлены особенностями хозяйственного уклада и некоторыми историко-культурными различиями по берегам.

В области брачно-семейных отношений у северно-русского крестьянства господствовало обычное право. Центральной фигурой в составе поморской семьи являлся отец. По мнению П.С.Ефименко, "отец семейства - не только глава его, но и господин, повелитель в особенности по отношению к женскому полу", "отец имеет больше прав над детьми, чем мать. Он управляет имуществом детей самостоятельно, даже безотчетно относительно доходов", "дедовское все во власти отца, имеющего право употребить его, как угодно".

Главу семейства поморы называли по-разному: "хозяин", "старшой". " Главой семьи считается отец женатых братьев - старшой, после его одряхления или смерти главой становился старший брат". Нередко отца называли "сам", а его жену "самой". А.Подвысоцкий в "Словаре областного архангельского наречия в его бытовом и этнографическом применении" приводит следующие данные: "Большина - старшинство, главенство в доме, власть старшого. Отсюда: «большак» - хозяин в доме, распорядитель хозяйства; а также: "Большичанье - право, власть, распоряжение, управление. В семьях, складывающихся из нескольких семейств, если все заодно наживают деньги и расходуют их на общие нужды, - за всем этим наблюдает один из семьи, называемый: "набольшой ".

А.А.Чарушин об обязанностях главы семейства в статье "Имущественные отношения в крестьянской семье" писал следующее: "Обязанности большака сложны и требуют большого опыта. На нем лежит забота о всем хозяйстве и о материальном обеспечении семьи. - "Как ляжешь спать-то, - говорить иной из них, - так рано-то и не уснуть, пока не раздробишь всего дела на завтрашний день; башкой-то начнешь прикидывать, кому какое дело дать, кого куда послать". - Особенную заботливость, по народным понятиям, большак должен проявлять в отношении малолетних детей, чтобы они были сыты, обуты, одеты и имели теплый угол, а с течением времени, когда подрастут, были приучены к труду и к крестьянским работам. Дай-ка им вырасти да набаловаться, так работа-то медведем покажется", - заявляет, например, большак насчет воспитания детей. Но наиболее трудною задачей его, несомненно, является необходимость поддержания семейной дисциплины и своего авторитета, особенно в больших, неразделенных семьях".

По А.А.Чарушину, отец-большак - полный и основной контрольный распорядитель общего имущества. От него зависят всякого рода сделки и операции, он входит в долговые обязательства от семьи, может увеличить и свести его совершенно на нет, если в этом случае не натолкнется на вмешательство схода; он распределяет работы между отдельными членами семьи, отправляет их на заработки, отдает в работы, даже против желания, дает согласие, по своему усмотрению, на женитьбу или замужество детей, на выдачу им отдельных паспортов, на раздел, выдел, а также судит и наказывает членов семьи. Впрочем, право наказывать до "пинков" и "затрещин" включительно он применяет только к малолетним и подросткам, со взрослыми же считает достаточным ограничиваться наставлениями и выговорами. Такая обширная власть большака сохраняется однако лишь в исключительных семьях, где авторитет родительской власти еще удержался или где семья состоит из малолетних детей. В большинстве же случаев, когда сыновья начинают подрастать, отец советуется с ними во всех важных делах и не предпринимает ничего рискованного без их согласия. В некоторых местностях старшой приобретал действительно большую власть, распоряжаясь даже специфически женскими домашними делами и регулируя поведение взрослых детей: приготовление пищи, распорядок дня, гуляние сыновей и дочерей. "Например, в Варзуге на Терском берегу отец поднимал семью утром, отдавая распоряжения о еде, отпуская дочерей на беседы и даже сам плел им косы" .

То есть, по мнению П.С.Ефименко, глава поморской семьи имел освященную старинной традицией власть над всеми членами семейного коллектива, право распоряжения общим имуществом и полномочия по юридическому представлению перед общиной и внешним миром.

Однако, широкие права отца-домохозяина, как распорядителя общественным имуществом, заключают в себе и элемент ограничения его власти. Таким является та ответственность, которую несет глава семьи за целость находящегося в его распоряжении имущества. Эта ответственность не выражается внешне в каких-либо определенных нормах, но ее существование не подлежит сомнению. Ярче всего она обнаруживается в тех случаях, когда бывший глава семьи лишается своей власти по управлению хозяйством и последнее передается в руки жены или кого-нибудь из сыновей. "Причиной такого снятия власти с большака-родителя является чаще всего "расточительность" его и "нерадение к поддержанию своего хозяйства". Здесь совершенно ясно высказывается условный характер власти отца-домохозяина; она признается членами семьи лишь до тех пор, пока охраняет благосостояние семьи, как целого; раз последнее условие нарушено, глава семьи не может претендовать на сохранение власти в своих руках, и если он не согласен добровольно удалиться от дел, то семья может принудить его к тому, прибегнув к содействию суда или общества. Однако семья редко прибегает к жалобам на отца, т.к. по народным понятиям такие жалобы считаются "большим срамом". Относительно таких семей, где значение большака упало, крестьяне говорят нередко: "У них кто смел, тот и съел; никогда конца-краю не найдешь".

Отец-большак по народному обычаю может добровольно отказаться от большины в пользу кого-либо из сыновей и даже независимо от старшинства его. Назначение отцом на большину того или другого сына признается окончательным и, в случае возникших споров, разрешают их согласно воле отца. Когда отец умирает, не назначив после себя большака, то большина обыкновенно переходит к его вдове, затем к старшему сыну и т.д. Однако, такая постепенность не всегда соблюдается. Бывают случаи, что большина, минуя мать, попадает в руки кого-либо из членов семьи, особенно если вдова окажется болезненной и мало способной к управлению хозяйством. Если старший член семьи отсутствует, то его заменяет другой, кому тот поручает. Иногда семья сама избирает в большаки того или другого из своих членов и заявляет о том на сходе, обещая во всем ему повиноваться. В иных случаях большину исподволь забирает в свои руки какой-либо член семьи, оказавшийся наиболее расторопным и способным "править домом".

Однако чаще всего после смерти отца или его одряхления управление большой семьей и ее имуществом переходило к старшему из женатых братьев, хотя поморы старались до преклонного возраста участвовать наравне с молодежью во всех видах промысла, чем долго поддерживали свой авторитет.

Таким образом, в основе родительской власти лежат два совершенно разных начала. С одной стороны, эта власть основывается на нравственном авторитете отца, как родоначальника, поскольку этот авторитет создается чувством привязанности, любви, уважения и почтения или поддерживается в силу привычки. С другой стороны, эта власть находит себе сильную материальную опору в положении отца, как домохозяина, не только полновластно распоряжающегося общим семейным имуществом, но и владеющего личной собственностью, распределяемой им между детьми по своему усмотрению. Первое начало находит себе большее применение, пока д ти еще не "пришли в возраст", постепенно утрачивая свое значение к периоду полной их возмужалости.

Смерть мужчины резко нарушала экономическую стабильность семейного коллектива, даже если он был не единственным кормильцем; особенно это было ощутимым для тех семей, основой прокорма которой были мурманский или зверобойный промысел. Гибель и "морские" заболевания постоянно создавали численный перевес женского населения над мужским, особенно начиная со зрелого возраста 30-40 лет; к старости этот перевес резко увеличивался - старух в Поморье было чуть не втрое больше стариков . А вообще, в губернии по данным 1896 года на 1000 женатых мужчин приходится 1041 замужняя женщина .

Промысловый характер занятий местных жителей, участие девушек и женщин в ряде промыслов наряду с мужчинами на паях, а иногда и самостоятельно - в прибрежном подледном лове на Поморском берегу, в весенних и летних - повсеместно, замещение женщинами ряда мужских должностей в сельской администрации (старост, десятских, почтальонов, гребцов и т.д.) во время отхода мужчин на дальние рыбные и звериные промыслы, особая роль старообрядок-наставниц - все это создавало условия для относительного равноправия обоих полов или во всяком случае для более уважительного, чем в земледельческих районах, отношения к женщине.

Всестороннее участие женщин во всех видах занятий и работ отражает утушная поморская песня:

"Кума-то к куме приходила, кума-то куме говорила:

А что у вас вгороде за вера? Женский пол на начале:

Старостой - Варвара, выборный - Татьяна,

Скорое писемце - Кулина, к Москве гонит - Катерина,

То ткалья, то прялья - то Марья" .

Также как и у главы семейства, у матери существовало несколько названий - "большуха", "старшая", "наибольшая".

На "большухе", которой при отце-большаке обыкновенно бывает его жена, лежит заведование собственно домашним хозяйством. Если отец-большак вдов, то он назначает большухой одну из снох, преимущественно жену старшего сына или имеющую детей-мальчиков. При большаке-сыне большухой чаще всего состоит мать. Иногда впрочем она добровольно отказывается от управления хозяйством в пользу дочери или невестки. На большухе лежат обязанности хранить ключи, съестные припасы, собирать молочные скопы, следить за распределением пищи, состоянием одежды, стиркой белья, заботиться об уходе за детьми, домашним скотом и т.п.

Но главнейшие обязанности - это попечение об одежде, пище и стряпне. В это дело никто не может вмешиваться. Без ведома большухи нельзя отрезать хлеба, почать кринки молока, тронуть масла и пр. Большуха распоряжается только малолетними и женской половиной семьи и последней при этом в области одного домашнего хозяйства. Об этом мы читаем у П.С.Ефименко: "У большухи на руках хлеб, разные продукты хозяйственные и пр.; поэтому, она обряжается дома: печет хлеб, готовит обед, накрывает на стол и подает на него все, что пекла и варила; объявляет, кому следует, чего из припасов осталось мало; во время стола сидит на особом месте; распоряжается прочими членами семьи, исключая мужчин. Впрочем, когда хозяйкой мать при муже, тогда она командует и сыновьями. В женском хозяйстве важную роль играет квашня; у кого квашня в руках, та и полная хозяйка и распорядительница в доме; у той в руках все хозяйство".

А.А.Чарушин замечает, что иногда "умные и энергичные женщины так прибирают дом и хозяйство к рукам, что большак сохраняет свою власть только номинально. Попадаются между ними даже такие в иных местностях, что мужья ничего не смеют сделать без их "наказа", прядут за них шерсть, доят коров, а те правят домом, ездят на базар, даже договариваются с нанимателем о заработной плате мужьям, о выдаче этой платы на руки им, большухам".

По отношению к детям родительская власть матери сводилась к ее нравственному авторитету, как родительницы и воспитательницы, т.е. заключалась в праве требовать от детей послушания и уважения.

Таким образом, весь уклад жизни поморской семьи формировал у ребенка особое отношение к женщине. Она была не просто хранительницей домашнего очага, быта, а воспринималась олицетворением всех нравственных достоинств, символом Родины. Женщины и девушки Поморья в решении хозяйственных и бытовых дел были самостоятельнее, чем в других районах дореволюционной России. Они помогали мужчинам в их опасном труде на море, а в периоды их длительных отлучек на промыслы - на Мурманскую страду, на Кедовский путь, в норвежские плавания - они оставались правительницами всего хозяйства главой семьи. Поморки знали, что хозяин - добытчик на всю се ью, сложен и опасен его труд, но в повседневных семейных делах он полагался на хозяйку. "Хозяйкой дом держится". Девушки-невесты уже с малолетства усваивали: "Без хозяйки дом сирота", а, подрастая, убеждались: "Без семьи у мужика не жизнь, а одно баловство".

К тому же неизбежный в условиях Поморья распорядок труда и быта, более суровый, чем у крестьянок северных междуречий, приучал их к самостоятельности, а многие виды работы, подчас наравне с мужчинами, - к значительной независимости.

На особое положение женщины обратил внимание и С.В.Максимов, который отметил, что "в более цивилизованном Поморье отношение к женщине мягкое, ласковое, основанное в некоторых случаях (например, в правах наследства при незаконном, т.е. невенчанном сожительстве) на очень тонких, гуманных правилах. В крестьянских судах интересы слабой стороны, т.е. женщины, более принимаются во внимание. Крестьянский суд, руководствуясь своими обычными понятиями о справедливости, относится к женщине мягче, чем закон. Так, например, когда муж требовал от жены имущества ее - приданого платья и заработанных денег - и при этом выхвалялся, что он ее в пол втопчет, за все это волостной суд приговорил мужа к наказанию розгами".

В 1910 году в редакцию "Известий Архангельского Общества Изучения Русского Севера" пришло письмо, автор которого дает довольно яркую характеристику поморским женщинам: "Женщина-поморка отличается трудолюбием. Она целые дни хлопочет: то около печи, то около скота, то с детьми, а если вечерком выпадет свободный часок, она, не теряя ни минуты, садится за пряжу шерсти своих овец, за вязанье, за шитье. Женщина-поморка очень чистоплотна, даже до щепетильности. Бедным крестьянкам хлебородных местностей никогда не видать такой чистоты, в какой поморка содержит свой дом, детей и себя саму! С удовольствием еще надо отметить то обстоятельство, что поморка отличается живым умом и наблюдательностью. И за своими детьми как в физическом, так и в нравственном их развитии женщина-поморка следит больше, чем другая крестьянка" .

В тех же "Известиях" в статье "О Карелии" карельская женщина сравнивается с поморкой: "Положение женщины во многом сходно с положением ее в Поморье, где для женщины больше свободы... Она исполняет работы наравне с мужчинами, и поэтому карелка вполне заслуженно пользуется любовью и уважением. Карельская женщина не позволит пренебрежительного к себе отношения, не потерпит "науки мужа"...

По описанию Н.Козлова "в особенности замечательны женщины поморского края, славящиеся своею красотой по всей губернии, - они высоки и сильны, не уступают мужчинам ни в силе, ни в ловкости". Это же подтвержает М.Ломберг в своих воспоминаниях о службе в Архангельской губернии: "Поморки Летнего берега совсем не похожи на крестьянок: светлые блондинки, высокие, стройные, легкие, с тонкими, миловидными чертами лица, они кажутся переодетыми аристократками". А.А.Жилинский замечает, что "поморки очень мягкосердечны и ласковы. Свою речь они щедро пересыпают эпитетами: "красно солнышко", "дружок", "родименький" и т.п.

Общественное мнение строго охраняло нравственный облик женщины. Так, женщину неукоризненного поведения, уважаемую женщину называли "славнухой", а гулящую, вольного поведения - "свистуля", от слова "посвистывать" - погуливать, вести непорядочную, зазорную жизнь. Нерадивая, мотоватая женщина, разорительница получала в народе особое прозвище - "развейка" . Однако помор знал: "Лихая жена - да законная своя" .

Поморы строго придерживались семейного правила, по которому муж был обязан "кормить и одевать жену" , поэтому уходя на промысел в качестве покрутчика, член мурманской или зверобойной артели просил у хозяина в задаток денег "бабе на лето".

Первенствующая роль матери в воспитании детей, ее доминирующая роль подчеркивается в поморских пословицах: "Куда мать, туда и дитя", "При солнышке тепло, а при матери - добро". Роль отца в поморской народной педагогике также ценилась высоко. Однако его воспитательная деятельность в произведениях фольклора и этнографических материалах раскрывается слабо. Педагогическая роль отца рассматривается скорее в плане авторитета, нежели в плане его практической деятельности по воспитанию. Отец в воспитании детей представлял собой скорее фактор моральный (защищал, требовал) и материальный (содержал семью), нежели непосредственно педагогический. Это обстоятельство еще более подчеркивает исключительное положение матери в воспитании подрастающего поколения. Чрезвычайно характерными в этом отношении представляются пословицы: "Муж запьет-полдома загорит, жена запьет-весь дом сгорит", "Хозяйкою все стоит", "Доброю женою и муж честен", "От плохой жены состаришься, от хорошей помолодеешь", "Не тот отец, что вспоил, вскормил, а тот, что уму-разуму научил", "Нет такого дружка, как родима матушка" , "Три друга: отец, мать да верная супруга" .

В семье между мужем и женой устанавливаются имущественные и личные отношения. Имущественные отношения в поморской семье коротко можно охарактеризовать следующим образом: муж являлся главою и домохозяином, распорядителем над всем семейным имуществом; без спросу и согласия мужа жена не имеет права ничем распорядиться, за исключением только лично ей принадлежащей части приданого.

Однако, поморская семья держалась властью не только одного отца - известная доля родительской власти и родительских прав принадлежала также и матери. Такой тип главенства (лидерства), позволял предотвращать семейные конфликты, поскольку одной из их причин является борьба за лидерство в принятии определенных решений, касающихся жизнедеятельности семьи. По мнению психолога З.А.Янковой, наиболее предпочтителен тип двойного лидерства - наличие двух глав семьи (организаторов различных сфер внутрисемейной жизни), что и было характерно для поморской семьи.

§ "Дух" дома помора: мифы и реальность .

Северная изба, северное жилище несет свой образ дома, он формировался веками - природой, жизнью народа. Поморское жилье нельзя назвать избою: это действительно дом, и дом почти всегда двухэтажный. "Зритель не видит здесь ни полуразрушенных лачуг, едва приметных от земли; ни той ужасной нищеты, какая поражает везде в остальной России. Все здесь, в диких лесных дебрях, иначе; в лесном просторе поселянину дышится весьма свободно, и поэтому его жизнь совсем иная как по своей внешней обстановке, так и по внутреннему укладу".

Интересно описание дома помора-онежанина, которое очень подробно сделано этнографом - путешественником И.Калининым. Он пишет, что "благодаря обилию леса, трудолюбию населения и хорошим достаткам", онежане строят себе весьма просторные двухэтажные дома, состоящие из двух половин: передней для людей и задней для скота. Перед постройкой избы всегда исполняется следующее: прежде чем начнут класть сосновые бревна, хозяин будущей избы закапывает, против того места, где будет куть, деньги и ячменные зерна, чтобы было в доме обилие, потом приносит петуха; если петух пропоет, то это хорошее предзнаменование. Выстроивши и освятивши дом, переселяются в него следующим образом: кто-нибудь из домашних вносит в дом какое-нибудь животное: кошку, собаку, чаще всего петуха или курицу. Спускает его на пол и, обращаясь к домовому, произносит слова: "Вот тебе, хозяин, мохнатый зверь на богатый двор!" Затем кто-нибудь идет с хлебом и солью.

"Следует отметить, что "все онежане любят в своих жилищах чистоту и опрятность, и терпеть не могут "прохирей", т.е. нерях". В этом смысле интересно высказывание В.И.Немировича-Данченко, побывавшего на Соловках: "Мы привыкли идеть нашего крестьянина в вечной грязи, тут приходится убедиться, что эта грязь только результат его нищеты. Те же крестьяне в Соловках рационально ведут свои хозяйства и по любви к порядку напоминают собою чистокровных немцев".

А.Михайлов, путешествуя по Поморью, заметил по этому поводу: "Вообще крестьяне Архангельского уезда содержат жилье свое чрезвычайно опрятно, не уступая в этом отношении, может быть, самим голландцам". "Поморы очень чистоплотны, - отмечает А.Жилинский, - свой дом они содержат весьма опрятно" .

Любопытные сведения на этот счет нашлись в "ИАОИРС" (1912, N 22). К.А.Докучаев-Басков (псевдоним Философ Докучаев), учитель из Каргополя, приводит в своем материале случайно услышанный разговор двух крестьянок. Одна из них жаловалась на свою односельчанку: "Не обиходна она баба... Брала у ей молоко, а потом прихожу, бать, поутру, печка топицце, а у ей подойник-то запарен и закрыт штанами! Матушка моя! Ой, не хочу, бать, больше Матренина молока!"

Или другой пример из той же статьи: "На крыльце ближайшего дома сидят три мальчишки: один, в шапке, виновато смотрит в землю, кусая соломину, двое других, беловолосые, что-то ему болтают". Между ними, по-видимому, произошел какой-то спор, и, исчерпав все другие аргументы, они решили упрекнуть товарища уже "самым последним" - нечистоплотностью его односельчан. Скорее всего, какие-то пересуды на этот счет они слышали от женщин. "Ой, да у вас, на Ратковце-то, и пшона не моют, а так - насыпают в горшок, да нальют, да и в печку!" - укоряет один. "Ой, да у них и рыбы-то не чистят! - восклицает другой, захлебываясь. - А так со всеми кишками и варят! Да у них и муки-то не сеют, а так - со всеми колюхами, как разломишь овсенник - палок-то там! Екие!"

Сходны с описанием онежского дома и отзывы Н.Гиммера о крестьянском жилом помещении на Печоре и В.Насоновского о доме крестьянина Холмогорского уезда. "По сравнению с условиями жилища крестьян центральных губерний, жилища печорского населения стоят в лучших условиях: они более просторны, светлы, содержатся опрятнее и снабжены обстановкой, о которой не знает русский крестьянин".

Чем особенно дорожит помор в своей горнице - это, так называемый, "Большой угол". В этом углу, под иконы, усаживают самых почетных гостей; здесь, накануне венчания, выходящая замуж девушка совершает оригинальный обряд прощания с родными ("заплачка"); здесь молятся всей семьей перед отъездом кого-либо из домашних. Поэтому на украшение "Большого угла" благочестивые поморы обращали особое внимание. В "Большом" или, как его иногда еще называют, "красном" углу всегда стоит стол, а так как угол почитался местом жительства Домового, то стол считался ладонью бога Домового. Среди поморов широко было распространено выражение: "Не бей стола: стол - божья ладонь". Стол назывался так от того, по мнению местных жителей, что на нем лежат священные предметы: хлеб да соль.

Вообще традиционные народные верования и мифологические представления занимают одно из центральных мест среди духовных ценностей народа, поскольку они выражают многовековой познавательно-нравственный опыт народа и специфику образного восприятия мира.

Так, по мнению поморов, нет дома без Домового. Он оберегает хозяев от несчастий и бдительно наблюдает за хозяйством. По мнению С.В.Максимова, Домовой есть "пенат, охранитель дома, каким первоначально почитался очаг". Во времена язычества одним из благотворительных божеств считался огонь. "Потухший огонь" и "угасшая семья" были у древних славян выражениями однозначными. При переходе от кочевой жизни к оседлой, обожание от огня вообще перешло преимущественно на огонь домашний, а потом и на самый очаг. Оба последние понятия слились в одно представление семейного пената, охраняющего обилие дома, спокойствие и счастье семьи. "Пылающий огонь почитался собирателем семьи, охранителем жилья и принадлежащих к нему владений, защитником брачных и родственных связей, он скрепляет супружеские узы, дарует детей, покой и счастье, словом является представителем всего нравственного мира, заключенного в стенах дома". От очага религиозный характер перешел на все жилище, в стенах которого зажигался обожествленный огонь. При дальнейшем развитии язычества, когда началось олицетворение стихий и священных предметов, очаг явился в образе лысого дедушки Домового. На Домового были перенесены все благотворные понятия, соединяемые с очагом, и все качества заботливого хозяина, каким был глава семьи. Вот почему Домовой оберегает хозяев от несчастий, бдительно смотрит за домашним порядком, за хозяйством и за скотом; предуведомляет о будущем несчастье и беде .

В селениях по Пинеге сохранилось еще одно представление о благожелательном существе - Доможирихе - покровительнице домашнего очага. Живя под полом, она как бы охраняла дом, скот и покровительствовала женским работам, особенно прядению и ткачеству. По рассказам жительниц, Доможириха предсказывала смерть кого-либо из членов семьи жалобным плачем, "а как дому прибыток буде, уж тут Доможириха хлопочет и скотину пригладит и у кроснах сидит"

Только население Севера сохранило имя женского восточнославянского божества - Мокоши, которая считалась покровительницей воды, хозяйства, семейного очага и женских работ. Заметим, что роль женщин в ритуализации будней была очень велика: они являлись основными хранителями традиций.

§ Поморская семья как школа этикета и общения.

Поморская семья, сама по себе нуждавшаяся в поддержании определенного режима взаимных связей и отношений, была одновременно школой этикета. Именно здесь в условиях повседневного общения, подражания и обучения младшие члены семьи получали первые знания и навыки поведения в обществе.

Одной их характерных черт северного быта было неукоснительное соблюдение строгого порядка во всем: в чередовании труда и отдыха, в "расписании" вытей (так на Севере называли прием пищи), в самом ритуале каждой выти... "Здешние жители обычно едят три и четыре раза в день... Завтракают обычно тогда, когда встают ото сна - в 4-6 часов утра, смотря по досугу или работе... Обедают в 8-10 часов пополудни... Паужнают (паужна) - обедают в другой раз между 12 и 3 часами после полудня... После паужны любят отдохнуть на печи или на полатях. Ужинают, когда солнце закатывает за горизонт, в 6-8 часов пополудни, а летом, когда бывает страда, еще позже - в 9-11 вечера... После ужина ложатся спать. Такой режим - очень ранний завтрак (часто холодный), довольно ранний обед, обязательный полдник (паужна) и ужин перед самым сном - характерен для всего северного крестьянского быта".

А вот и описание самого ритуала приема пищи. Его мы находим в книге К.П.Гемп "Сказ о Беломорье": "Каждый за столом знает свое место. Перед каждым на столе миска и деревянная ложка. Мать, хозяйка, приносит из кладовой каравай хлеба и стоя нарезает ломти поперек каравая и раздает. Ране хлебушко сиже не резали. Ребятам хочется получить краюшку, но никто не смеет заикнуться об этом. Мать помнит, кто вчера в полдник получал и чья теперь очередь получать ее. Уху, щи или грибницу разливают, а кашу, творог мать раскладывает по мискам, соблюдая старшинство. Деревянный поднос с рыбой, из которой варилась уха, мать ставила как вторую перемену на середину стола. Каждому разрешалось "таскать" ее, но по порядку, без выбора, с краю. К каше и творогу подавалось молоко в крынках на двоих, его прихлебывали ложками. В посты молоко заменялось квасом. Никто не прикоснется к пище прежде, чем старший, дед или отец, не подаст к этому знак - постучит ложкой по краю миски или столешницы. Трапеза кончилась, старший снова постучал ложкой, можно вставать. Каждый вставал без слов, благодарственный поклон старшему - и можно заниматься своими делами. На столе не оставалось ни крошки, ни корочки. Разговоры за столом среди детей не допускались" . С теми или иными нюансами, но ритуал был один: ели не кое-как, а "чинно и неистово трапезовали, и в этом было уважение к семье, к коллективу и к пище". В этой неспешности крестьянского быта, в той ответственно ти и серьезности, с какой делалось любое дело, были какие-то особые достоинства, они создавали душевный покой, ощущение домашнего мира и прочной надежности дома.

Еще одна характерная черта северного быта - его непритязательность, скромность, естественная рациональность. Это напрямую относится и к северной кухне. П.С.Ефименко приводит довольно обширный перечень "буденной" пищи . А по отзыву А.Я.Ефименко, "главная пища жителей есть рыба, и первое место занимает треска, - она там в повсеместном и повседневном употреблении. В большом употреблении также и другая рыба: сельдь, навага, палтусина, омули и проч.; семга считается лакомым кушаньем. Хлеб едят они ржаной и ячменный; часто мешают одну муку с другою. Любимое архангельское кушанье есть шаньги или шанежки, род блинов, или лепешек, печеных из ячменной муки, заболтанной на молоке, или просто на воде, и сверху намазанных сметаной, или яйцами. Мясо в меньшем употреблении, чем рыба".

Н.Гиммер в тех же ИАОИРС сравнивает питание печорского крестьянина с питанием европейского рабочего. По его мнению, если по типу они близки друг другу, то по размерам питание помора выше. "Питание это, - замечает Н.Гиммер, - сравнительно с крестьянством внутренних губерний, видящим мясо только в большие праздники, можно назвать "убойным"; что же касается детворы, то она ежедневно чуть не купается и не плавает в масле, молоке, сметане и твороге".

У поморов имелся традиционный набор приветствий, обращений, форм общения - рабочих и гостевых, т.е. стандартов общения. Так, у поморов социальная разница сказывалась в жестах и формулах приветствия: "большим обычаем" - поклоном до земли - могли приветствовать духовное лицо, богатого односельчанина, "малым обычаем" поклоном в пояс - обменивались ровни, "отдавали" его при входе в чужую избу, жена кланялась мужу, женщины - мужчинам.. Общение было пронизано разнообразными формулами благопожеланий на все случаи жизни; чаще всего преобладали формулы христианского происхождения, типа: "бог заплатит" (благодарность), "бог милостив" (утешение), "с богом" (согласие, прощание, начало любого дела) и т.д. В будничной обстановке взрослые мужики обращались друг к другу либо полным именем, либо по имени-отчеству на общественных сходах, а также к зажиточным и уважаемым односельчанам; в остальных случаях ровни пользовались словом "парень" ("паря") и "уличным уставом". Известный обычай сохранять за каждым уличную насмешливую кличку в смысле приватного прозвища, более употребительного, чем по отчеству и фамилии, распространен по всей России. В Архангельской губернии он известен под оригинальным названием "уличного устава".

А.Михайлов поясняет этот "термин" так: "В Архангельской губернии каждый почти крестьянин, кроме фамилии, которою значится он в ревизских сказках, имеет еще так называемый "уличный устав", т.е. прозвище, которое дается ему еще в ребячестве. Большой частью, это чрезвычайно меткие, характерные прозвища". Тот же А.Михайлов приводит такой пример этого "устава": "Калининым Петрухой писался, Балагурович, по "Уличному уставу"". "Уличных" прозвищ у каждого взрослого бывало всегда несколько, причем почти обязательный пласт составляли обидные и даже зазорные прозвища; употребление их в быту вызывалось какими-то особыми обстоятельствами (ссора, раздражение, поступок, подтверждающий прозвище, неблаговидное поведение и др.). Женщины часто имели "уличные имена, производные от имени или уличного прозвища мужа, которые фактически заменяли в будни их собственные; например, ПЕТРУШИХА (муж Петр), ЗУБИХА (Зуб - уличное прозвище мужа). В праздничных и ритуальных ситуациях избегали возрастных названий, уличного устава и прозвищ.

Итак, традиционное будничное поведение взрослых слагалось из активной бытовой деятельности - работа, свершение жизненно-важных дел и событий (сватовство, крестины, семейные заботы, обучение детей, лечение больных, помощь старым, соседям) и различных ритуальных действий - обрядов магически-религиозного происхождения. Будничное поведение характеризовалось четкостью временно-пространственных отрезков и их наполнений, чередованием работы и отдыха, умеренностью в быту (пища, одежда и т.п.).

Словами праздник / свят в народе назывались воскресные, общинные и семейные торжества; термин "СВЯТ" имел более широкое значение и закрепился также за особо значимыми в данной традиции ритуальными днями и циклами, в которые работа, однако, могла и не прекращаться (благовещенье, рождественские, весенние святки). В качестве праздников, а часто и под таковым названием выделялись мужские, женские, молодежные и девичьи сборища (гулянья). Любой праздник сопровождался преображением всей будничной обстановки и внешнего облика людей. К воскресенью убирали и мыли в избе, ставили в божницу праздничные иконы, к большим праздникам мыли и "наряжали" дома - подновляли резьбу, роспись, открывали "праздничный" вход, подметали задворки и "улицы" вдоль дома. На праздник же надевали лучшую одежду ("годовую", "добрую"); менялись система приветствий, обращений друг к другу (даже мужа к жене), называний (преобладали величания по имени-отчеству); содержание разговоров (о насущных хозяйственных делах старались не говорить). "У всех блюдется старый обычай: при всякой встрече кланяться и приветствовать друг друга добрым пожеланием и приветом вроде следующего: - Почти праздник-от! - Твои гости!".

В праздничные дни менялся у поморов и распорядок дня, и пища. "В праздничные дни по зимам сумляне спят после обеда, уднуют по старому прадедовскому обычаю, и после уднования бродят толпами по улицам и толкуют обо всем, что взбредет на ум. При этом сумляне имеют привычку, не выслушав рассказа или слов одного, перекричать друг друга, и кто больше кричит, тот почитается самым толковым. У женского пола есть общая привычка, войдя в избу, перекреститься и, помотав потом головою и, кивнув хозяевам, тотчас же, не выждав приглашения, с поспешностью сесть на лавку".

Праздничная постная пища улучшалась против обыкновенной очень немного и только разве тем, что было побольше блюд и кушанья из той же провизии и они приготовлялись как бы повкуснее и приятнее.

Основы и всевозможные детали этикетного поведения кратко, четко, в образной форме излагались в поморских пословицах. На поддержание обычаев в этой сфере жизни была ориентирована значительная часть поморских пословиц. Выделяют три группы пословиц:

1) пословицы, указывающие на правила коммуникации. Пословицы данной группы наиболее полно выражают идею регуляции поведения. Это наставления, рекомендации, приказы-формулы, побуждающие действовать в определенном направлении, предусмотренном этикетом, или налагающие запрет на антиэтикетное поведение. (Человеку семья нужна, без нее род хороший вымрет. Ребят в семье много - опечалуют старость родительскую. Семейные дела не выноси на улицу. Семейные дела - свои дела. Раздоры в семье при себе оставь. Худо жить без женки на чужой сторонке. Худо, как у вороны нет обороны (т.е. худое житье без мужа). Счастливые дети, от которых отец и мать радость могут иметь. Муж жену должен почитать как церкви главу. Без мужа жить, как без соли есть.)

2) пословицы, обобщающие факты и отношения общения. В этих пословицах запечатлен социальный опыт общения. Они информируют об определенных закономерностях человеческих взаимоотношений. (Завидует горшок котлу, оба на одном очагу (при ссоре равных). Конь дровни ломает, а добрые люди починывают (говорится тому, кто живет несогласно). Не надо и клад, когда с женою у мужа лад. Жена мужу подруга, а не прислуга. Лад да любовь - большое счастье, а ссоры да розни - худшие козни. Где любовь да совет там и горя нет. Мало говори, больше слушай. Жену учи без детей, детей без людей.)

3) пословицы, содержащие оценку личности по характеру его коммуникативных свойств. В пословицах этой группы в своеобразной форме ставится и решается проблема этикетной и не этикетной личности. (Шлянду в семью не возьмут. Хозяйкою все стоит. Муж запьет - полдома загорит, а жена запьет - весь дом загорит. Без хозяина дом сирота.)

Таким образом, включенный в систему семейных традиций, обычаев и обрядов ребенок с раннего детства незаметно для себя, как бы автоматически, усваивал содержащиеся в них требования, нормы общения и поведения и подчинялся им.

§ Поморская семейно-родственная терминология.

Большая семья в Поморье носила в целом традиционно патриархальный характер, т.е. она может быть представлена в виде родственно-хозяйственного союза, так как с одной стороны, в ее основе лежит начало кровного родства, а с другой - члены ее тесно связаны общностью хозяйственных интересов, оказывающих огромное влияние на весь внутренний строй семьи и взаимоотношения ее членов.

" Род " в крестьянском быту поморов составляла, как и везде на Руси, лишь кровная родня в ее нисходящем потомстве. З.П.Васильцова отмечала, что "северный народ свой род знал хорошо - по фамилии люди определяли из какой деревни человек, чем славится его семья, чем худа и нехороша". Иногда вместо слова "род" употреблялось выражение "корень" и говорили, например, что "сын остался на отцовском корню", т.е. на родовом хозяйстве.

Поморы различали родство кровное и родство не по крови. К последнему они относили " сватовство ", родство по усыновлению, по " братанию " и духовное.Кровными родными признавались только те, в которых льется одна и та же кровь. Родство, по мнению поморов, должно считаться до четвертого колена. Название " близких " относится в большинстве случаев лишь к кровным родным, как к отцу, матери, детям, к деду, бабке, родным дядям, теткам, племянникам и племянницам. Двоюродное родство особенно по восходящей или нисходящей линии, как двоюродные дяди, племянники, а тем более родство троюродное принимается уже за родство второстепенное, а про остальных родственников говорят: "Какая это родня? - седьмая вода на киселе". «Свойственники» или "сродственники" составляют более дальнюю родню против кровных родных. Тем не менее "близкими" из них признаются все члены семей, из которых вышли муж и жена с мужьями и женами этих членов, прочие же родственники этих семей хотя и называются "сватами" и "сватьями", но роднею почти уже не считаются. Родственники и свойственники носят название " своих " ("Мы ведь свои люди", - говорят в деревне в этих случаях), а также "природа" - родня, " родница " - родственница.

Чужих детей, принятых в крестьянский дом, т.е. усыновленных, усыновившие супруги считают за родных и при этом близких. Усыновленный также, со своей стороны, признавал усыновившую семью "своею", называл новых родных "тятя", "тятенька", "мамонька". Про человека, который усыновил кого-либо из сирот, говорили: "Окромя своих детей, еще двоих сирот печалует " (от "печаловаться" - иметь кого-либо на своем попечении, воспитании.

Кроме усыновления близкое родство не по крови приобретается еще в случае, так называемого " братания ". Если, например, крестьяне живут между собой в большом ладу и согласии, то для более тесного скрепления уз, связывающих их, они "братаются", т.е. меняются крестами, именуясь тогда "крестовыми братьями".

Духовное родство признается между кумовьями, крестными, крестными детьми и родителями их, а также и между крестными детьми и детьми крестного отца или крестной матери. Это, так называемые, "подкрестные братья". Отношения между кумом и кумою, по народным понятиям, должны быть чистые, духовные и не только плотская связь, но и вступление в брак между ними считается греховным. Даже поссориться с кумом признается предосудительным, а потому в кумовья людей сварливых и беспокойных стараются не приглашать. - "Куда ж этого звать крестить? - замечает иногда отец новорожденного, - да мы с ним, того гляди, поругаемся". В отношениях между покумившимися требуется всегда соблюдение приличия, сдержанности и уважения. Кум, например, никогда не должен произносить скверного слова при куме, и если в ее присутствии кто-нибудь сквернословит, то он обязан остановить невоздержанного болтуна. Крестные родители являлись, по понятиям поморов, как бы естественными покровителями своих крестных детей. На них возлагалась забота похлопотать о крестнике во всех случаях, когда отца или матери нет в живых или когда последним такие хлопоты почему либо неудобны. В случае, например, выхода девицы замуж, нередко крестная мать или крестный отец выведывали предварительно у нее, люб ли ей парень; без согласия их крестные дети обыкновенно не вступали в брак. Крестный отец имел право наставлять и наказывать своего крестника или "духовного сына" и последний обязан выносить такие выговоры и взыскания с покорностью и почтением. Между крестьянами считалось грехом обидеть своих восприемников: "Бог не даст счастья тому, кто обидел боженьку и божатка" (37). Об уважительном отношении к крестному отцу говорит также другая поморская пословица: "Крестный отец пуще отца родного".

Кроме распространенной по всей территории России специальной "семейно-родственной терминологии" ("сваты" - родители мужа и жены между собой, тесть, теща, свекр, свекровь, зять, сноха, невестка, деверь, шурин, золовка, свояк и свояченица), у поморов существовали и свои, специальные названия "близких" родственников:

"Матерь", "мати", "матена", "матенка" - мать, женщина по отношению к своим детям; "дочерь" - дочь; "дедо" - отец отца или матери, дедушка; "внуча" - внук, внучка; "братан" - родной или двоюродный брат, "брателко" - родной брат; "цицька" - сестра; "деенка", "дединка" - тетя, тетка; "племянка" - племянница; "двойница", двойняшка; "двоюроденка(ца)" - двоюродная сестра, "двоюродник" - двоюродный брат; "осталица" - сирота-девочка; "Божа", "Божатка", "Божатушка", "Божать", "Боженька", "Божина", "Божуха" - 1) крестная мать, 2) названая мать, принявшая сироту или подкидыша; "Божать", "Божатко" - 1) крестный отец, 2) названный отец, принявший сироту или подкидыша.

Близким родным и двоюродным, в случае нужды, считалось обязательным помогать: "как же им не помочь-то? Ведь они свои. Это ж если свой откажется, так с чужого что спрашивать?" - говорят поморы, руководствуясь известной среди них поговоркой: "Чужому откажи, а родному послужи". Когда они хотят укорить друг друга в предосудительном поведении, то замечают: "Ты и родню-то свою забыл, значит, и Бога скоро забудешь" . Если в семье кто-то заболел, то остальные родственники непременно должным считают навестить больного, иначе больной сочтет себя обиженным и по селу пойдет дурная молва; если же кто умрет, то такое посещение роднею покойника считается еще более обязательным. Корова, лошадь падет, и тут родные всегда навещают потерпевшего. Обязательным считается посещение родных и при радостных случаях жизни: родится ребенок, случится престольный праздник, именины, свадьба – все это причины для приглашения и самостоятельного посещения родственников. На такое семейное торжество, как именины, крестины, приглашают, впрочем, только самых близких родственников, иногда даже одного кума и куму, если домохозяева бедные, но на свадьбу зовут обыкновенно всю родню близкую и дальнюю. "В здешнем народе, как и везде, родственная связь, даже между далекими родственниками, чувствуется и проявляется сильнее, нежели в высших сословиях. Связанные родством и свойством, если они не находятся в ссоре, живут между собой в самых близких отношениях, обнаруживающихся радушным приемом, угощением, предпочтением в местах во время гостьбы и непременным присутствием на свадьбах" (АГВ, 1868, N 50 042).

Среди поморов широко распространена была поговорка: "Деревенская родня, что зубная болезнь - унять надо" (т.е. угостить). Так, М.С.Богданков, описывая в 1910 году в ИАОИРС домашнюю жизнь, нравы и обычаи поморов, обращает внимание на существование у них старинного обычая: "В день своего ангела каждый помор разнашивает по всей родне, так называемые, "именинники". Эти именинники состоят из кулебяки с какой-нибудь рыбой в черном тесте, из маленького белого пирожка с изюмом и дюжины шанег разных сортов. Такая порция, всем одинаковая, относится, во-первых, крестному и крестной, потом всем дядям, теткам, сватовьям и уважаемым кумовьям... Вообразите, какую груду нужно настряпать этих

пирогов и шанег злополучному имениннику!".

§ Культура педагогического общения в поморской семье.

Как историческая общность, семья выступает в роли носителя многих духовных ценностей, в том числе и языка как специфического средства познавательной и коммуникативной деятельности людей, их хранения и передачи разного рода информации. Но, будучи совокупностью людей нескольких поколений, семья не только сохраняет духовные ценности, но и через механизм внутреннего общения передает их новым поколениям. Таким образом, благодаря языку, в семье осуществляется специфически человеческая форма передачи накопленного социального опыта, нравственных норм, реализуется преемственность различных поколений.

Атмосфера добра вокруг ребенка, считавшаяся обязательной, вовсе не означала изнеженности и потакания. Ровное, доброе отношение взрослого к ребенку не противоречило требовательности и строгости, которые в поморской семье возрастали постепенно по мере развития ребенка. Хотя поморы и считали, что "ласковое слово лучше мягкого пирога", применяли они и меры педагогического воздействия. на "озорников" и "пострелов", т.е. "поуку" , которая использовалась только в крайних случаях.. "Поука эта сводится к самому простому и не сложному средству: брани и потасовке, что на языке народа называется "учить"

Распространенными педагогическими "терминами" в этом отношении также были: "натакать" - посоветовать, научить; "законить" - (от слова закон) - учить добру, наводить на законный путь; "натруска" - наказание, порицание.

Интересно мнение А.А.Чарушина о мерах наказания в поморской народной педагогике: "Малых ребят до 6-7 лет сравнительно меньше "учат". - "Он еще мал, смыслу у него не хватает, - отзывается о своем мальчике отец, - подрастет, в рассудок придет, то и не будет делать, а теперь что с него взять? Ты его ноне выпори, а он завтра сызнова за тоже". Hо, как только родители решат, что "дитя уже при своем уме-разуме", то народная педагогия велит не пропускать времени "учения". - "Учи дите пока поперек лавки ложится, а вдоль лавки ляжет сам научит тебя" - говорит с укоризной иной деревенский мудрец отцу "блажного ребенка". - Kакой ты есть батька, коли твой дитенок и вовсе тебя не боится? "Люби дитенка так, чтобы он этого не знал, а то с малых лет приучишь за бороду себя таскать и сам не рад будешь, когда подрастет он".

Руководствуясь таким правилом, иные родители проявляют неуместную строгость к своим ребятам при всяких их шалостях и стараются к месту - не к месту внушить им "поуку", в виде "тумаков", "теребов", "затрещин", сопровождаемых выразительными иногда восклицаниями: "Я тебе, щенок ты окаянный", "Ах ты "засю...ц" проклятый", "Провалиться бы тебе сквозь землю", "Вишь анафема какой" и прочее. В случае более серьезного проступка или более сильного родительского гнева применяется кроме того еще какое-либо орудие наказания: розга, ременный пояс, "шлеп" или двухвостная плеть, вешаемые иногда для устрашения ребят на видное место в избе. Такие виды наказания, как ставление в угол, запирание в чулан и оставление без обеда, сравнительно редко применяются".

Однако, "cтаршие" ставили "на ноги" потомство заботливо, с суровой учебой и выволочкой", по старинке, но не со зла. Тот, которого учили это понимал". "Без спуску отцы учили, но по делу".

По мнению А.А.Чарушина, "на детей смотрят чаще всего с любовью, как на будущих помощников и опору в старости, а раз у них живы еще дедушка или бабушка, то детей "балуют", т.е. ласкают их, наделяют привозимыми с базаров и ярмарок игрушками, гостинцами, рассказывают сказки и по временам принимают для них даже участие в шумных детских играх. Таким вниманием пользуются особенно первенцы и "одинокушки", т.е. один сын или дочь в семье, а также предпочтительные из числа прочих детей любимчики, которых, "гладят по головке "чаще других".

П.С.Ефименко отметил существование в поморской среде даже особого названия такого балованного ребенка - "мезонька". Иногда, чтобы добиться от ребенка послушания, т.е. "унять" его, ему внушают страх, заполняя его сознание возможными образами народной мифологии. Слышит об их существовании ребенок либо от матери, стращающей его, либо из разговоров взрослых, которые нередко всей душой верят в существование этих образов. Чудовища, вроде "домовых", "оборотней", "ведьм", "колдунов", "кикимор", "леших", "водяных", "банников" населяют детское воображение. Hе менее страшным рисуются в этом воображении "баба-яга", волк, медведь, татарин, цыган и даже "барин". "Всеми этими страхами мать или семейные находят полезным пугать ребенка, чтобы он скорее заснул: "Спи,спи! а то буван придет к окошку, услышит, кто голосит, и сволокет тебя к цыганам"... . Старшим детям уже более образно и выразительно рисуют воображаемые черты и свойства сказочных чудовищ. Если сынишка протаскается с ребятами до ночи в лесу, то "отец, чтобы отвлечь его от таких поступков, начнет говорить иногда: - Добегаешься ты, Ванька, я смотрю. Схватит те я как-нибудь волк, либо на лесовика наткнешься".

Еще одним немаловажным средством воспитательного влияния на детей в поморской семье была религия.. Kак заметил А.А.Чарушин, на первых порах это воздействие ограничивалось крестным знамением, к которому с 3-летнего возраста приучали перед обедом, ужином и изредка еще посещением церкви с родителями для причащения. Имена "Бога", "Боже", "Боженька", "попа" ребенку известны были главным образом также, как средства запугивания, вроде домовых и водяных. Лет с 6-7 их начинают учить молитвам, какие знают сами родители, а так как знают они их обыкновенно плохо, то учат, например, просто так: "Пресвятая Богородица, спаси нас, подай здоровьица тятьке, мамке, братцам, сестрам, пошли нам хлебца, молочка".

§ Подготовка молодежи к семейной жизни.

Обычай "гостьбы", широко распространенный среди поморов, широко использовался для выбора невесты. Например, на святки девушку в лучших нарядах, с гостинцами и стряпней (пирогами, кулебяками), отправляли к родственникам в соседнюю деревню, на следующий праздник (пасху) оттуда приезжала "в гость" девушка-невеста родственников.

Однако чаще всего выбор невесты производился так: задумав жениться, парень на семейном совете со своими родными вырабатывает порядок сватания, строго придерживаясь "местничества", "чтобы не залезать высоко и не спускаться вниз". Расположив невест в строго последовательный порядок, от самой богатой до самой бедной, совет исключает из их числа слишком богатых, как несомненно недоступных, и слишком бедных, как нежелательных, и потом уже начинается само сватовство. Невесту поморы выбирали тщательно и долго, согласно пословице: "Женись - не торопись", "Жениться - второй раз родиться".

Сватать всегда начинают выше своего рода, спускаясь вниз по лестнице. Сватов обыкновенно бывает двое: большей частью, крестный отец жениха и еще кто-нибудь из родственников или близко знакомых. Идут сваты, конечно, сначала к самой выгодной невесте и, только в случае неудачи, переходят к следующей по порядку и т.д., пока не получат согласия. "О цели прихода в первый раз сваты никогда не объявляют, и дело ведется обыкновенно и политично, под видом обычного в этот период времени визита; но в доме невесты, конечно, все хорошо понимают, в чем дело, и, в случае желания вести дело дальше, приглашают "гостить в новой (другой, иной) раз", а в случае нежелания - дают понять, чтобы искали в другом месте. Иногда таким образом сваты в один день перебывают в 5-6 домах" .

Однако, как отмечает А.Я.Ефименко, родители "хорошо сознают, что девка ненадежный товар, залежится, с цены спадет, а парни в деревне все равны, ни один не лучше другого, а также помнят и пословицы: "Суженого конем не обойдешь" или "Суженый урод бывает у ворот", и обыкновенно рады бывают предложению" .

Таким образом, родители и сваты подбирали "ровню" по домам, полям, хозяйству; развитое у поморов чувство собственного достоинства заставляло отказывать более богатому жениху, считая, что их дочь "не по росту" дому, в котором она была бы служанкой. Внутри намеченного круга семейств учитывались и другие факторы - исконность рода, религиозные и моральные качества семьи невесты (старообрядцы охотнее роднились между собой, пьянство родителей считалось пороком и т.д.). По реке Мезени существовал обычай у родителей, имеющих много детей, "по возможности породниться с каждым во всей своей деревне. Оттого там везде плохой тот сосед, который свояком или сватом не доводится. Разумеется, этого можно было достичь только через соглашение родителей на счет участи своих детей. Достоинства жениха, по мнению А.Я.Ефименко, принимаются в расчет следующие: "богаты или бедны родители его, каков дом и хозяйство, мала или велика семья у жениха, рабоч или ленив он, пьет или воздержен от излишеств, и также стар или молод, здоров или хил, красив или урод, каков характером в трезвом виде и во хмелю, умен (сметлив, благоразумен) или дурак (туп, ветрен и идиот), не попадает ли он в солдаты и т.д.". Считалось, что правом выбора невесты обладали женщины - матери и родственники жениха: "Понимает ли мужнину обиходну работу? Нать, штоб была и пряха, и ткея, и жнея, и в дому обиходна, и к людям уцлива, и тебе (будущему мужу) повинна, и мне (свекрови) починна". Невеста должна была удовлетворять следующим достоинствам (требованиям): здорова, "тельна" (тучна, значит родители зажиточны), работяща, молода, красива, честна, не вздорна и рукодельна.

В одной поморской хороводной песне молодцу предлагают выбор: дочь дворянскую, дочь купеческую и дочь крестьянскую; он выбирает последнюю, потому что она говорит: "Я тебе, молодец, в поле работница, твоим ручушкам я заменушка" (АГВ, 1872, N 40).

Создание семьи было серьезным шагом, к которому долго готовились и обставляли его как можно торжественней. Это способствовало повышению ответственности молодых и их близких за новую семью, а пышные свадебные обряды повышали престиж брака.

Для вступления в брак в большинстве случаев необходимым условием было согласие, благословение родителей или если их не было, то родственников. Но в последнем случае это не носило характер обязательности. Согласие и благословение родителей проявляется в радушном приготовлении к свадьбе, в значительных, иногда не по карману, издержках, в желании новобрачным здоровья и счастья и в крестообразном осенении головы иконою перед браком. "Нередко невесту просто крадут. Последнее в особенности часто случается тогда, когда невеста придерживается "старой веры", а жених православный, или наоборот, хотя последнее бывает гораздо реже. В Пинежском и Мезенском уездах существовал обычай красть невест без ведома родителей, по любви, особенно когда за девушкой сваталось несколько парней. Вышедших замуж таким образом называли "самоходками" или "самокрутками". Слово "самокрутка" происходит от слов крутить, окручивать. При обыкновенном браке, сразу после венца, сватья - кручельщица в паперти церковной "крутит" (заплетает) волосы невесты в две косы и на голову надевает повойник. За отсутствием сватьи, у самоходок волосы подбираются под подвойник самими ими, и при этом не заплетаются в две косы, а остаются убранными в одну косу, по девичьи. Поэтому, самокрутками называют также замужних женщин, которые имеют обыкновение носить волосы в одну косу.

Сговор между девушкой и парнем обычно происходил в хороводах. Выходя замуж "уходом", девушка уносила скрытно от других свое платье из родного дома. Ослушники, то есть вступившие в брак без согласия родителей, не впускались в дом, а если ослушницей являлась дочь, то ей не отдавали приготовленное приданое, пока их не прощали родители. У С.В.Максимова описан случай, что одному жениху отморозили руки, заставив простоять битых семь часов на тридцатиградусном морозе у дверей его "богосуженой", но "не суленой". Только это несчастие и "умилостивило" отца и мать невесты.

Любопытно, что в таких случаях родители не жаловались и не требовали наказания детей, хотя закон предоставлял им такое право. Про девушку, ослушавшуюся, не повинующуюся родителям говорили - "снимает волю". "Ей што муж-то, коли она с отца, с матери волю снимает" .

По мнению поморов, для счастья семейной жизни вместо любви и свободного выбора достаточно одного родительского благословения, так как "у детей их, вступающих в брак, разум глупый, так что если они сами будут выбирать себе друга жизни, то непременно ошибутся и будут несчастливы в семейной жизни; если же вступят в супружество с благословения родителей, хотя и принужденно, против собственного желания, все-таки они будут счастливы: сжившись, слюбятся"

Практически все исследователи Русского Севера главным мотивом заключения брака считают побуждения экономического характера. Так, по мнению В.А.Зибарева, при заключении брака преобладали не любовные мотивы, не осознание необходимости воспроизводства жизни, а стремление получить лицо, без которого невозможно создать семью; хозяйку, выполняющую целый цикл работ, несвойственных или недоступных мужчине. Эту же причину не исключает и А.Я.Ефименко: "Молодые люди и вдовцы решаются на женитьбу не столько по влечению сердца, сколько, по необходимости чисто экономической".

"Основа народной жизни, семья, у здешнего населения, - подчеркивал П.С.Ефименко в одном из своих исследований, - складывается главным образом под влиянием экономических, материальных побуждений: жизнь промыслового человека, обусловливает необходимость брака. Крестьянин женится рано, для поддержания родного хозяйства или наличных членов семьи; ему нужна рабочая сила, он и получает ее в лице жены. Считая брачную жизнь следствием чисто хозяйственных потребностей, крестьяне все женятся, за исключением разве неизлечимо больных и уродов, да еще раскольников" .

Мнение Г.Вертепова в целом согласуется с этим: "Чувство любви по большей части не играет почти никакой роли. Большинство браков заключается по побуждениям экономического характера" (9, с.88). Однако он выделяет еще два других мотива: случайность и привычку. "Часто все дело сводится к простой случайности: вздумал - и женился. Немало брачных союзов являются результатом привычки, приобретенной в добрачном сожительстве".

Браки, основанные на любви, были редки, исключение составляли Онежский, Кемский и Поморский берега, где родители уступали сговорившимся между собой детям, и "большинство браков совершалось по взаимной симпатии". Недаром здесь были распространены пословицы и поговорки:

Хоть в лесной избушке жить, да за любимым быть.

Хоть бы на камушке нагим, да с миленьким одним.

Ну, сошлись два голыша, да любовь хороша!

Таким образом, в основе как коллективных, так и индивидуальных норм поведения, касающихся взаимоотношений юношей и девушек, лежал взгляд на семью как на важнейшее и непременное условие жизни каждого крестьянина. Вся система поведения молодежи в добрачный период была ориентирована на развитие тех отношений, которые должны завершиться вступлением в брак. В целом все "посиделки" назывались игрой; если игра не заканчивалась браком, то считалось, что перехода в иную возрастную категорию не произошло, и общественное мнение расценивало таких людей как неполноценных. Так, после 25 лет для девушки каждый год считался "напрасно просиженной лавкой". Тридцатилетний возраст был конечным временным барьером холостой жизни и для мужчин. Засидевшегося холостяка причисляли к разряду стариков; в последующих молодежных гуляньях он уже участия не принимал, а женатые молодые мужчины - "женачи" чурались его. По мнению М.М.Громыко, такой образ жизни считался отклонением от нормы, странностью. "Вообще говоря, почти все девушки в деревне выходят замуж. Даже если девушке случилось "проступиться", забеременеть и родить, то она все же сыщет со временем мужа, хотя какого-либо бедняка или вдовца. Таким образом, "незамужницами", "вековушами" или "домахами" остаются лишь весьма не многие. Но и здесь причиною бывает большей частью не "грех", а лишь физическое уродство или душевное расстройство.

Семейного человека поморы называли "семьяк", а имеющего большую семью - "семьянистой"; "семьиться" означало делаться семейным человеком, заводиться семьею. Вообще семейные узы уважались северными жителями. Чистота нравов требовалась более от замужней женщины чем от девушки. По этому поводу И.Калинин писал: "Несмотря на жизнь супругов в разлуке, до последнего времени на Онеге не замечалось особого понижения нравственности. Случается иной раз так, что едва успеют повенчаться, как молодожен должен ехать на ч жую сторону в составе артели, и, тем не менее, оставшаяся дома молодуха весьма редко нарушает супружескую верность".

А Г.Цейтлин об отношениях между мужем и женой, юношей и девушкой отзывался следующим образом: "После того, как парень и девица превратятся в мужа и жену, у каждого из них тоже очень ограничено общение с посторонними другого пола. Не считаются предосудительными беглые деловые разговоры и обмен несколькими фразами в гостях. Но, например, прогулка по улице женатого мужчины с посторонней женщиной или замужней женщины с посторонним мужчиной, уже противоречила бы местным обычаям" .

Вплоть до первой четверти XX века брак являлся экономической сделкой между семьями (к весне нужна работница), но наблюдалась интересная деталь: традиционное осознание этой "экономической сделки" молодежью создавало возможность свободных добрачных отношений в своем кругу. По сведениям конца XIX - начала ХХ веков, на добрачные половые связи молодежи родители смотрели сквозь пальцы. "Местное общественное мнение относится сравнительно терпимо к случаям несоблюдения "девичьей чести" до брака". Общерусская тенденция к свободному взгляду на добрачные отношения молодежи, по мнению Т.А.Бернштам, имевшая архаичные корни, приводили к появлению добрачных детей: "Холостяга пока женится, 2-3 детей имеет от разных матерей" .

Обычаи публичного оповещения о "нечестности" молодухи на следующий день после свадьбы, - по мнению Т.А.Бернштам, - были редки и, как правило, связаны были с женитьбой парня не по своей воле (т.е. это был способ мести с его стороны). В северо-русской свадебной поэзии сохранились коротенькие песенки-заклинания, широко распространенные в основном в ритуалах, связанных с главным персонажем обряда - невестой - и особенно с той частью обряда, которая включает испытание молодки родом жениха после первой брачной ночи. Вслед за расспросами тысяцкого о честности или нечестности девушки в зависимости от ответа невесте пелись песни-заклинания с пожеланием благополучия или хулительные песни.

Так, если на вопрос: "Лед долбил или шугу мешал?" - жених отвечал в пользу невесты, то ей пелась песня сродни величальной:

Чья это умная дочь,

Да чья это разумная дочь?

Да умнаго батюшка,

Сколько в лесу кочек -

Столько тебе дочек,

Сколько угородов -

Столько уродов,

Сколько в лесу пеньков -

Столько тебе шпаньков...

В этом случае вместо определений "умная", "разумная" за невестой закреплялось производное от ругательного - "блецкая".

Приведенные тексты - это песни с императивным заклинательным тоном; с их помощью "род" как бы участвовал в создании новой семьи".

"Меры посрамления родителей, когда дочь девица выйдет в замужество не целомудренною в Пинежском уезде употребляются следующие: на другой день после венца приготовляется особая « колюбака». Если невеста оказалась целомудренной, пирог наполняется рыбой. Но ежели она не сохранила девственности, в таком случае колюбака печется с пустым местом. По получении ее, родители невесты или радуются, или плачут. В особенности бесчестье падает на мать, которая не могла сберечь свое дитя от постыдства. Нецеломудрие молодой обозначается также подаванием родителям ею пива в оловянном стакане с проверченной дырой. Эти обряды как бы подчеркивали, что благовоспитанность девушки, ее целомудрие зависит от отца и матери". Однако, на внебрачных детей часто смотрели снисходительно. Более того, даже на Поморском и Зимнем берегах, находившихся под сильным влиянием старообрядчества, довольно часты были добрачные ("сколотные", "загульники") дети, причем и они в редких случаях являлись препятствием к браку. Старообрядцы считали забеременевшую до брака девушку достойной с успехом выйти замуж, ей даже отдавали предпочтение - значит, способна к деторождению.

В 1868 г. Архангельские Губернские ведомости сообщали: "В тех деревнях, где, как, например, в Лямце, Онежскаго уезда, девушками очень дорожат и жених не так то легко высватывает себе невесту; они выдаются замуж в пожилых летах, иногда в 25 лет; что развивает усиление распутства. Когда священник делает замечание касательно этого порока,

крестьяне обыкновенно говорят: "Что же нам делать, бачка? Так и искони у нас ведется; девка родит, сама и водится с ребенком". Если свя енник посоветует выдавать дочерей в замужество, когда исполнится 16 или 17 лет, для прекращений порока, то получает в ответ: "Эка парень, корми да воспитывай дочь свою, да, ничего не бывало, поскорее и отдавай в работницы чужому человеку, а родителям-то своим она когда заработает за воспитание? Нет, этак нам не надо". Впрочем, и женихи не брезгуют девичьим пороком" (АГВ, 1868 г., N 28).

О двойственном отношении к таким девушкам говорит также тот факт, что девственная, невинная девушка имела особое название - "непрочата". А.А.Чарушин в статье "Волостные суды в их бытовом отношении" приводит такой пример: крестьянская девушка обратилась в суд с просьбою о выделе ей части отцовского наследства. При разборе выяснилось, что у просительницы трое незаконных детей, и суд, обратив внимание на ее вольное поведение, значительно уменьшил размер причитающегося на ее долю наследства

Представляют несомненный интерес семейные обычаи, касающиеся порядка и условий, а также возрастных границ при заключении брака в Архангельской губернии. Любопытно отношение поморов к брачному возрасту, установленному законом (для юноши - 18 лет, девушки - 16 лет). Прибавить или убавить жениху или невесте несколько месяцев и даже лет не считалось за грех. В Пинежском уезде вступали в брак в большинстве до 20 лет, брали ровню и вообще здесь поощрялся ранний выход девушки замуж - значит, девка не засиделась. По показаниям старост тридцати волостей Мезенского, Холмогорского и Шенкурского уездов, в девяти волостях "молодцы женились в 15 лет и старше, в десяти - в возрасте 16-18 лет и старше, в одиннадцати - не ранее 20 лет. В таком же возрасте "выдают и девок в замужество". Таким образом, ранние браки преобладали лишь в девяти волостях, женитьба 25-35 лет отмечена по 18 волостям (из 30).

На Поморском берегу, например, девицы сидели "в девках" до 27-28 лет, а до 20 лет к ним относились как к девчонкам: "Эта-то стякунья давно ли на камнях сидела, рыбу удила, а уж девицей сделалась!" Только с 27 лет девушка называлась "пожитой", с 28 – переставала ходить на вечеринки, а с 30 лет считалась "старой". Примерно то же самое наблюдалось на Зимнем и Карельском берегах. Скорее всего, поздний возраст вступающих в брак на этих берегах был обусловлен промысловой спецификой данных районов Поморья, где основой экономики являлись отхожие мурманский (Поморский, Карельский берега) или зверобойный (Зимний берег) промыслы, в которых было занято исключительно мужское население. Парни долгое время промышляли вместе с отцами, прежде чем могли завести свое "промысловое хозяйство" - судно, снасти и т.д., чтобы иметь возможность отделиться и привести в дом хозяйку. В отличие от земледельческих районов женщина не требовалась здесь в качестве рабочей силы на основной, хозяйственной работе - мурманском или зверобойном промысле, да и родители не имели стимула, характерного для земледельческой России, - "спихнуть девку скорее с хлеба долой". В тех поморских районах, где основным промыслом был прибрежный лов (Терский, Летний берега) или в какой-то степени развито земледелие и огородничество (Онежский, Кандалакшский, Терский, юго-восточная часть Поморского около г.Онеги), возраст девушек, вступающих в брак, был ниже (23-24 года) .

Сравнивая эти показатели с общерусскими того же времени, можно заметить, что границы брачного возраста в целом на Севере были выше, а период брачной нормы - продолжительнее, чем в других русских областях. Весьма обыкновенным явлением в Холмогорах и Онежском уезде были браки, ког а невеста старше жениха, причем даже шестью годами и более. Священники всячески противились таким бракам - не венчали вообще или до специального разрешения высшего духовного начальства, но к середине XIX века сдались: стали венчать и такие браки. Так, по переписи 1785 года выясняется большое число неравных браков, особенно в XVIII веке, причиной чему было влияние социально-экономической политики государства в период петровских реформ. В это время количество мужского населения в северных уездах сокра илось на 15 - 20%, образовался большой разрыв в численности мужчин и женщин, особенно в возрасте от 20 до 25 лет. В отдельных уездах эта группа мужчин составляла всего 40% от общего числа населения обоего пола своей возрастной группы. Такая диспропорция, безусловно, влияла на формирование семьи, вызывала преобладание не только поздних, но и разновозрастных брачных групп.

Неравные браки отрицательно сказывались на росте численности населения, на физическом его развитии. Это отметил еще М.В.Ломоносов, боровшийся против таких браков. В сохранившейся его публицистической статье "О сохранении и размножении российского народа" он писал: "В обычай вошло во многих Российских пределах, а особливо по деревням, что малых ребят, к супружеской должности неспособных, женят на девках взрослых, а часто жена по летам могла быть матерью своего мужа. Сему с натурою скорому поведению следуют худые обстоятельства: слезные приключения и рода человеческого приращению вредные душеубийства".

Источники, особенно переписные книги 1715 - 1718 гг., отразили много таких примеров. Так, в деревне Тупицыно Пежемской Устьянской волости в 1717 г. учтено всего 36 мужчин. Среди восемнадцати женатых у одного жена старше на 1 год, у троих - на 4-6 лет, у одного - на 15 лет, а у Ивана Григорьевича - на 18 лет, то есть у трети мужчин жены старше.

Фольклорные источники также подтверждают существование в Поморье неравных браков. Так, в поморском свадебном плаче девушка пела:

"Ой, как сдумал батюшко-то взамуж выдавати,

Ой, выдавати меня замуж за старого,

Ой, замуж-от меня не за ровню,

Ой, не за ровней-от замужом жить-то беспокойно,

За младым мужом да было некорыстно,

Ой, как что за ровнюшкой да жить было приятно...".

"Не отдай меня, мати, старому,

Старый муж, погубитель мой,

Погубит мою буйну голову,

Да все девичье украшеньице".

Заключенный брак с обрядами и юридическими условиями считался нерушимым: "Женитьба есть, а расженитьбы нет"; "Худой поп обвенчает и хорошему не развенчать".

Таким образом, анализ предбрачной обрядности позволяет выделить следующие особенности подготовки молодежи к семейной жизни:

1) Особую роль в контексте семейной обрядности играло целенаправленное привлечение обществом внимания детских и молодежных возрастных групп к межполовым проблемам. В повседневной практике такая установка реализовывалась через возможность участия подобных групп в молодежных "сборищах" (посиделках). Конечной целью таких молодежных "собраний" было определение степени готовности к браку предполагаемых пар, ознакомление их с нормами полового поведения, выявление отношения к данному браку сельского общества.

2) Большинство молодежных сборищ и гуляний являлись подготовкой к будущей семейной жизни и отношение к ним определялось в первую очередь этим событием, поэтому "вечеринки", "беседы", "игрища", "хороводы" представляли собой по существу публичные смотры девушек и невест.

3) Несмотря на относительную свободу и поведения молодежи, многочисленные добрачные связи и договоры молодых людей о женитьбе, в Поморье все же практически повсеместно существовал институт насильственного брака. Молодежь по-своему сопротивлялась браку по принуждению: девушки отдавали тайком залоги, после чего родители вынуждены были соглашаться на брак; устраивали свадьбы "убегом", "уходом" и т.д.

4) Основными мотивами заключения брака были следующие: побуждения экономического характера, случайность, привычка, любовь, осознание необходимости воспроизводства жизни.

Total: 0
Вконтакте0
Google+0
ОК0
Facebook0

Поморы традиции. О поморах и их быте

«Батюшко Океан, Студеное море». Традиции поморов в сказках и былинах

«Помору все от моря»

От рыбы до жемчуга - поморские промыслы

Поморские «большухи»

Многое о характерных чертах любого народа могут рассказать его обычаи, обряды, особые приметы. Расскажем немного и о них.

Образ жизни поморской семьи 18-19 веков